Раз став героем

Почувствовав слабость, она села на холодную землю и опустила голову на колени. Конь пощипывал рядом траву и его чавканье перемешивалось с мыслями Исмэй. Что же делать? Позади осталась пустота, и впереди лежала пустота. Но в середине было несколько ярких моментов, когда она сделала что-то правильно, спасла кого-то. Хэрис Серрано. Вида Серрано. Что бы они сказали, если бы узнали обо всем? Объясняло ли это то, о чем пыталась сказать адмирал? Изменится ли что-нибудь? Или будет только хуже, гораздо хуже, если они узнают, что с ней произошло? У нее в деле уже было одно черное пятно. С детства Исмэй знала, что военные ничего не забывают и не прощают. Если она станет не просто обычным бесцветным офицером с захолустной планеты, по чистой случайности поступившим правильно один раз и спасшим Серрано, если признает, что ее раздавили, сломали, растоптали ночные кошмары, ее могут вышвырнуть со службы и отправить домой, не смотря на то, что у нее нет дома. Ни в этой долине, нигде.

Когда в голове немного прояснилось, Исмэй заставила себя сделать еще глоток воды и съесть оставшийся обед. На этот раз он остался в желудке, но на вкус был как пыль.

Она вернулась домой задолго до темноты, с благодарностью передав сухого, прохладного коня груму. Мачеха выпорхнула в холл, и Исмэй вежливо кивнула ей.

- Я заехала слишком далеко, - сказала она. - Мне нужна ванная и кровать.

- Послать наверх поднос? - спросила мачеха.

Она ни в чем не была виновата. Исмэй даже не была уверена, знает ли та. Если отец держал это в тайне, то возможно она до сих пор пребывает в блаженном неведении.

- Спасибо, - произнесла Исмэй. - Суп и хлеб было бы хорошо. Я очень устала.

Но она нашла силы забраться в ванную, а потом вылезти, съесть все, что принесли на подносе, вернуть его в холл и упасть на кровать. Только тогда она заметила на полке уголок записки прабабушки. Исмэй не хотела видеть ее, она ничего не хотела видеть.

На следующее утро лучше не стало. Люси, которая определенно ничего не знала, пригласила ее посмотреть на тренировку каурой кобылы. Исмэй не смогла придумать ни одной вежливой отговорки; но во время тренировки настолько увлеклась, что даже заметила в чем заключалась проблема при переходе на легкий галоп: Люси не могла удержать бедро на месте. Девочка вежливо приняла совет и предложила ей мазь от боли в мышцах. На обед они отправились вместе.

Днем Исмэй поняла, что совесть больше не позволяет избегать прабабушку.

- Ты очень на меня сердишься, - проговорила старая женщина, не поднимая глаз от вышивания. Ей приходилось пользоваться толстыми линзами и специальной подсветкой, но как сказала Люси, все равно работала над вышивкой каждый день.

- Сержусь, - подтвердила Исмэй. - Но больше всего на него.

Прабабушка несомненно поняла, что речь идет об отце.

- Я тоже до сих пор злюсь на него, - сказала она. - Но я слишком стара и не обладаю энергией молодости. Злость очень утомительна, поэтому я распределяю ее порциями. Примерно одно острое словечко в день.

Исмэй подумала, что это шутка старой женщины, но в лице той была какая-то уязвимость, которой она не замечала раньше.

- Я признаю, что была не права, Исмэйя. Конечно, воспитание дает о себе знать, но решение все-таки было мое. Я была не права, что не рассказала тебе и что бросила.

- Я прощаю вас, - быстро сказала Исмэй.

Старая женщина внимательно посмотрела на нее:

- Не надо. Не лги мне. Ложь, добавленная ко лжи, никогда не родит правды. Ты не простила мне... нельзя простить так быстро.

- Я не ненавижу вас.

- Отца тоже не надо ненавидеть. Злись на него, да. Он причинил тебе боль, солгав, и твоя злость оправдана. Ты вовсе не должна прощать его слишком быстро, не быстрее, чем простишь меня. Но не надо ненавидеть, это не естественно для твоей натуры, а потому уничтожит тебя.

- Я уеду как можно скорее, - сказала Исмэй. - И не вернусь.

- Знаю, - и снова это выражение уязвимости, но без намерения поколебать ее решимость; подбородок прабабушки оставался тверд. - Люси рассказала мне о стаде. Ты права, и я буду на стороне Люси, когда придет время.

- Спасибо.

Это все, что Исмэй могла сказать. Она поцеловала старую женщину и вышла.

***

Дни ползли, превращаясь недели. Исмэй терпеливо вела им счет. Она не могла вызвать скандал, перебравшись в город на оставшееся время отпуска, но и не смотреть на календарь тоже не могла. Ее решение окрепло: она уедет и больше не вернется. Она найдет кого-нибудь (не Люси, которой это не по душе) присматривать за долиной. Здесь больше ничего не осталось, кроме боли и печали, даже пища во рту горчила. Исмэй говорила с отцом каждый день о разных вещах и удивлялась как ему так и себе, насколько им удавалось избежать любого упоминания того страшного дня. Мачеха съездила с ней в город за покупками, где Исмэй позволила купить себе подходящую одежду, которую потом упаковала в сумку, чтобы забрать с собой.