Разбег. Повесть об Осипе Пятницком

Да, столь трудного случая Модль не мог припомнить в своей практике. Вдвойне скверно, что за нос водил не матерый преступник, все огни и воды прошедший, а, в сущности, мальчишка, сосунок, — можно было только диву даваться, откуда такая сноровка, такое дьявольское умение заметать следы. А тут еще дополнительная пытка: Черкасов требовал ежедневного доклада о добытых на сутки сведениях; докладывать же, понятно, было почти не о чем, и Модль испытывал жгучее унижение — оттого, что приходилось выкручиваться, делать вид, будто все идет как надо. Однако старого генерала трудно было провести: выслушав очередной доклад, он недвусмысленно ухмылялся, и это было похуже любых словесных комментариев. Больнее всего Модль переносил то, что была задета его профессиональная, если угодно, честь, но одновременно он чувствовал, как в нем просыпается давно уже не появлявшийся у него азарт охотника, — это удесятеряло силы. Модль не допускал и мысли, что Щуплый может ускользнуть, слишком велика была ставка. Искренне верил, что полное разоблачение Таршиса — вопрос времени.

…Одного лишь он не знал — что как раз времени, потребного для достойного завершения столь многотрудного этого дела, практически у него уже не было…

4

Беспокойство, охватившее Осипа, было странного, немного даже загадочного свойства. Как часто уже бывало в последнее время, оно настигло внезапно, вдруг, без видимой, казалось, причины. Но это было спасительное беспокойство, оно никогда не появлялось зря.

Впрочем, «беспокойство», понимал он, может быть, не совсем точное в данном случае слово. Скорее — некое новое до недавних пор неведомое ему обостренное чувство опасности. По этому беспокойству (пусть все же так!) он почти безошибочно определял, что попал в проследку. И это чувство неспокоя, что удивительно, не отпускало лишь до той минуты, пока не находил в толпе очередного приставленного к нему филера, — после этого все сразу становилось на свои места, и тотчас появлялись хладнокровие, решительность. Поначалу Осип немало удивлялся такой явной несообразности: вроде бы логичнее, если волнуешься при появлении реальной опасности. Но нет, все правильно: когда видишь филера, когда точно знаешь, как выглядит твой сегодняшний «хвост», тут ты хозяин положения, и только от твоей умелости и ловкости зависит, кто кого одолеет. Куда хуже, если о присутствии шпика даже не подозреваешь…

Чтобы сократить путь к вокзалу, Осип решил пройти через Босаки — виленский рынок, получивший свое причудливое название от некогда располагавшегося здесь монастыря кармелиток, до самого снега ходивших босиком. Расчет был (когда свернул на Босаки) еще и на то, что здесь легче будет затеряться, раствориться в толпе; это на всякий случай, потому что не чуял еще опасности. Как вдруг (и надо же так случиться было — именно на Босаках, среди многолюдья!) ощутил это свое особое беспокойство. Немного замедлил шаг; подойдя к торговцу медом, словно невзначай оглянулся. Выделил сухощавого господина в чиновничьей фуражке и еще одного — с бегающими глазками, по виду мастерового. Кто-то из этих двоих, решил, не иначе. Что ж, надо проверить. Испытанный прием: вывести «хвост» на малолюдную улицу, где каждый прохожий на счету.

Осип двинулся с Босаков в противоположную от вокзала сторону; умышленно — чтоб выманить за собою шпика — не торопился, еще и стакан тыквенных семечек по пути купил.

К Босакам примыкает Дворянский переулок — короткий, легко просматривается из конца в конец. Осип дошел до середины — тогда лишь обернулся. Что такое! Ни «чиновника», ни «мастерового»… Неужто обмануло чутье? Огорчаться, понятно, не приходится: в таких делах лучше обмануться. Тем более сейчас. Очень важно сесть в поезд чистым. Впрочем (усмехнулся в душе), это и всегда важно. Но нет, особенно все-таки сейчас: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы «Маркс» был заподозрен в связи с ним, Осипом.

У них уже была одна встреча на явочной квартире, вчера. Формально вчера же состоялась и передача дел по группе содействия «Искре»: Осип рассказал обо всех перевалочных пунктах на границе, о явках, паролях. «Маркс» старательно запомнил все. Но Осип понимал: от такой — словесной — передачи дел мало проку. Лучше всего самому познакомить «Маркса» с нужными людьми, это ускорит процесс вживания нового человека в незнакомую для него обстановку. Решили утром вместе поехать в Ковну, затем, покончив с тамошними делами, — на границу. Договорились сесть в один вагон, но, разумеется, на разные скамейки. До отхода поезда было полтора часа; вполне достаточно времени, чтобы отделаться от любого «хвоста». Тем более, похоже, что и «хвоста»-то нынче нет, так, померещилось.