Разбег. Повесть об Осипе Пятницком

Последнее произошло в момент, когда и без того положение — хуже не бывает. Русская агентура, с полного одобрения берлинской полиции, глаз не сводит с каждого русского; администраторы «Форвертса», насмерть перепугавшись, не пожелали больше терпеть в своем здании склад с русской литературой; арестованы немецкие товарищи, помогавшие Осипу, и уже затевался Кенигсбергский процесс. Одно к одному, словом. Ценой невероятных усилий Осип добился того, что все это время транспортный аппарат действовал бесперебойно. Как и прежде, в основном переправлялась «Искра» — новая «Искра», уже переродившаяся; делал это Осип с тяжелым сердцем, через силу, но делал: не в его власти было остановить мутноватый этот поток. Но вместе с «Искрой» в каждую партию вкладывал также литературу, написанную с твердых искровских позиций. Вот это-то и не устраивало примиренцев. Носков направил в Берлин, якобы на помощь Осипу, меньшевика Коппа. Ну уж помощничек! Еще не успев даже толком вникнуть в дела, он тут же потребовал прекратить отправку большевистской литературы в Россию. Позвольте, сказал Осип, но разве работы сторонников большинства не являются партийной литературой? Прежде всего это полемическая литература, говорил Копп, а она теперь не нужна, не тот момент. Осип потребовал разъяснения — что это за такой особый момент сейчас, при котором члены партии не вправе отстаивать свои взгляды? Копп ничего вразумительного не мог сказать. Тогда Осип заявил, что как отправлял, так и впредь будет отправлять в Россию всю партийную литературу, без малейшей оглядки на то, что это может кому-то не понравиться.

Вскоре Копп стал проявлять повышенный интерес к связям транспортного пункта: через кого, в каких именно местах границы происходит передача транспортов; адреса, явки, пароли. Осип сказал ему, что эту часть работы он оставляет за собой — потому хотя бы, что многое здесь основано на личном доверии к нему, Осипу, тех или иных лиц. Но не исключено, добивался своего Копп, что мне придется заменить вас, совсем не исключено, так не лучше ли передать связи заблаговременно?

Осип и прежде догадывался, что вовсе неспроста подослан к нему Копп, но и при этом ему не приходило в голову, что у Коппа могла быть какая-нибудь иная цель, кроме как нейтрализовать Осипа. А тут вон, оказывается, каков замах! Ну уж нет, господа хорошие, не получите вы от меня такого подарка: берлинский транспортный пункт, может быть, единственный сейчас ручеек, по которому идет большевистское слово. Притворившись обиженным, Осип спросил в тот раз: вы не находите, уважаемый, что это не очень по-товарищески — заживо хоронить меня? Коппу пришлось оправдываться: дескать, вы не так поняли меня, просто есть мнение, что вы слишком долго занимаетесь транспортными делами, возможно, за вами следят… впрочем, тут и толковать не о чем, это элементарно, азбука конспирации! К тому же, насколько я знаю, вы давно рветесь на работу в Россию, поэтому меня изрядно удивляет, что… Осип прервал его: у вас неверные сведения на сей счет, меня вполне устраивает эта работа!

Врал, конечно. Ни о чем так не мечтал, как оказаться по ту сторону границы; там, на родине, всегда так считал, он сможет принести гораздо больше пользы. Но нет, дудки, сейчас он не покинет Берлин: не устраивает его такой преемник, ну просто никак не устраивает! Спустя примерно месяц, поняв, должно быть, что ему не удастся завладеть связями, Копп вообще оставил работу в транспортном пункте, кажется, из Берлина даже уехал.

У Осипа имелись, казалось, все основания быть довольным тем, как идут дела. Само собой, не о Коппе тут речь, не о том, что хоть он перестал палки в колеса ставить, вернее, не только об этом. Главное — заметно легче стало работать; явно что-то переменилось вокруг.

Прежде всего, был выигран Кенигсбергский процесс, и — как следствие этого — поумерила свою прыть русская агентура. Тильзит вновь стал важным перевалочным пунктом литературы (временное отсутствие его ощущалось весьма болезненно). Фердинанд Мертинс, с исключительной твердостью державшийся на процессе, и теперь крепко помог; когда Осип, не желая больше подвергать его риску, отказался от его предложения, как и прежде, направлять на его имя посылки под видом кожевенного товара, Мертинс связал Осипа с управляющим одной крупной тильзитской типографии, на адрес которой можно было уже открыто посылать литературу.