«Женева, 13 июня 1905
Настоящим мы назначаем уполномоченным Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии т.
От имени Центрального Комитета Российской социал-демократической рабочей партии
Осип готовился к отъезду в Одессу.
Собственно, вся и подготовка-то — передать дела по транспортному пункту. В преемники выбрал Житомирского. Дельный человек; четок, исполнителен, имеет вкус к конспирации. Очень спокоен, не склонен к импульсам, рассудителен. Еще — предельно корректен, мил и мягок в обращении, словом, из тех людей, с которыми общаться легко и приятно… Если чего и не хватало в нем Осипу, так это более определенной очерченности, острых углов, что ли, резкости; но это, понимал он, даже и нечестно — примерять всех на одну колодку, тем более на свою… нет, братец, говорил себе Осип, если серьезно, то и сам ты ой как далек от совершенства… Нет, нет, все это пустое. Дней пять оставалось Осипу до отъезда. Как вдруг однажды, выглянув ненароком в окно последней своей в Берлине конспиративной квартиры, он с чувством, близким к мистическому ужасу, обнаружил, что напротив его дома стоит и, ничуть не таясь, нахально смотрит прямо на Осипа рыжий шпик — тот самый; стоит и, по обыкновению, скалит зубы, скотина! Осип подозвал Житомирского:
— Запомни эту образину, Яша.
— Кто это?
— Помнишь, я рассказывал о шпике, который привязался ко мне у картинной галереи? Знаешь, по-моему, он гений…
— Гений? А на мой взгляд, недотепа. Такую коломенскую версту и за десять верст увидишь!
— Нет, это какой-то особый шпик. У него своя тактика, никак раскусить ее не могу. Одно лишь знаю: страху нагонять он умеет! А каков нюх? Нечто сверхъестественное. Ну скажи на милость, как он мог выйти на эту квартиру? Только я да ты знаем о ее существовании. Выследил? Тоже невозможно: мы уже двое суток не выходим на улицу. Значит, интуиция, что ж еще! Одно слово, гений…
— А совпадение? А случайность? Такое тоже ведь бывает. Пришел по личному своему делу. Или, допустим, выслеживает какого-нибудь анархиста, живущего, быть может, как раз над нами.
— Дорогой мой Яков, — сказал Осип. — Нет ничего опаснее в нашей работе, чем уповать на дурацкое счастье: авось пронесет, авось образуется… Я лично предпочитаю в таких случаях рассчитывать на худшее — это, знаешь ли, как-то заостряет нервы, заставляет быстрее соображать. Впрочем, — оборвал себя, рассмеялся, — чужой опыт никого еще ничему не научил, прости.
— В принципе, — с понравившейся Осипу серьезностью сказал Житомирский, — я согласен с этим: береженого, видно, и правда кто-то бережет. А сейчас… Я хотел бы проверить ваше предположение. Давайте сделаем так: я сейчас выйду, специально пройду мимо него; если он охотится за нами, то, естественно, потопает следом… ну а вы в это время исчезнете отсюда! Сразу двух зайцев убьем.
— Яша, милый, да ты что, неужели серьезно? О боже, — воздев руки, шутливо воскликнул Осип, — и на этого легкомысленного человека я оставляю свой любимый транспортный пункт! Горе мне, о горе!.. — И вновь не удержался от поучения: — Нет, Яша, если кого и нужно сейчас беречь, так это тебя. Без меня теперь, худо-бедно, обойтись можно, без тебя — нет. Пожалуйста, крепко запомни это…
Границу Осип перешел ночью, ползком. В кармане его пиджачка был паспорт на имя Покемунского — по случайному совпадению земляка, уроженца Вилькомирского уезда.
В середине июля Осип приехал в Одессу.
Глава пятая
Поднялся Осип чуть свет.