– …Вы – Милена Кузовлёва? – спросил её Тихон. И, не дожидаясь ответа, утвердительно продолжил: – Здравствуйте, Милена!
– Ма-алчать! Без базара мне! – заорал Сипатый, толкая студента к противоположному углу и пристёгивая его к кронштейну, торчавшему из стены. – Ишь, расквасились!
Оказавшись в углу, Заковыкин развернулся, и прекрасная женщина, улучив момент, кивнула ему, давая знать, что она действительно Милена Кузовлёва.
– Третью веди, – распорядился Шранк.
Сипатый ответил ему жестом из разряда «Будь спок!», и вышел в коридор. Вскоре в каземат втолкнули девицу. Та была голышом. И Тихон, несмотря на присутствие смерти, витавшей над головой, не мог не оценить её статную фигуру и прочие внешние достоинства. Она была бы хороша и лицом, если бы не признаки некой потасканности, подспудно проступавшие в обличье.
– Мила-а! – ахнула голая девица, увидев Кузовлёву.
– Дианочка! – ответила Милена ей тем же.
– А ну, ма-алчать! – заорал Сипатый, набрасываясь на Лонскую. – Ишь, разбакланились!
Однако подруги проигнорировали его. Они разом заплакали, молчаливо взирая одна на другую, и синхронно покачивая головами, словно сетуя тем самым: «Видишь, до чего довела нас злая доля…»
Шранк нажал кнопку аппарата внутренней связи, стоявшего на столе, и сказал в переговорное устройство:
– Вован, все в сборе.
– Молодчик, Гитлерович! – послышалось в ответ.
До появления Змея Сипатый пристегнул к стене Лонскую, а также перепроверил надёжность креплений у Заковыкина. А заслышав приближающиеся шаги, он с лакейской угодливостью
поспешил к двери, распахивая её перед главарём.
Гоп-менеджер не вошёл в каземат, а восшествовал, пыжась всем своим видом, и застыл подле порога, по-наполеоновски скрестив руки на груди. Правую ногу он выставил вперёд, постукивая ею по брусчатке пола. Сразу стало понятно, что он придавал организованному им действу некий сакральный смысл. Главный «экс» почему-то облачился в затасканную школьную форму пятидесятого размера и в гигантские кирзовые сапоги, приходившихся ему на пять размеров больше. Из-за голенища правого сапога торчал топорик.
– А-а-а, презервация сперматозоидов! – самодовольно бросил он пленникам. – Ждёте третьего пришествия Христа? Так вот он я – вершитель ваших судеб! Га-га-га! Ща я вам преподам урок изящной словесности.
Перебивая абсолютную тишину шарканьем сапог, он приблизился к углу, в котором стоял прикованный Заковыкин.
– Ну чё, сперматозоид учёный? – осведомился Пакостин. – Ты, никак, сомневался, что я папочка надавыша, что парится в пузе у той крали? – не оборачиваясь, оттопыренным большим пальцем левой руки указал он на Кузовлёву.
– Считаю…Считаю ниже своего достоинства отвечать на вашу презренную эскападу! – пламенем гнева за честь Милены полыхнуло лицо Тихона.
– …Вона чё! – преодолев показную оторопь, картинно огорчился Вован. – Скажите пожалуйста: экскапа-аду…Гнушаются нами, – притворно пожаловался он Сипатому.
И неожиданно пнул кирзовым сапогом строптивого студента
под коленную чашечку правой ноги. От пронзительной боли Заковыкин рефлекторно согнулся бы, но цепи его держали прочно. И он лишь сжался в комок и плотно зажмурился, сдерживая стон.
– Опаньки, больно нам, – иезуитски вновь пожаловался главарь Сипатому.
И нанёс прицельный удар носком сапога под левую коленную чашечку Тихона. Ноги у пленника подкосились, и он обвис на наручниках. Змей обогнул его полукругом, воображая себя олимпийцем, повергнувшим Прометея, а затем направился в сторону Кузовлёвой.
– Секи поляну, студент, хр-р-р, – на ходу нагло всхрапнул он, – какенную…х-хе…экскападу я щас забарабаню нашей кралечке.
– Под-подлец! – преодолевая боль, выкрикнул вслед Пакостину паренёк. – Не смей трогать её, тварь!
– Имей совесть, беспредельщик! – неожиданно поддержала Заковыкина и Диана. – Shit!21
И Вован замер на полпути, точь-в-точь напротив неё. До этого момента Палач взвинчивал себя, и ни за что не мог взвинтить – не шла к нему злоба и всё тут. И вдруг сатанинский порыв дикой ярости обуял его от одной интонации вопля Лонской.
– Чья бы корова мычала! – прошипел он, вытаскивая топорик и радостно ощущая, что звериная злоба всё накатывает и накатывает на него, накрывая с верхом. – И кто это собрался меня поучать? – приблизился он к Лонской, на полголовы возвышавшуюся над ним. – Ты что ли, шлюха подзаборная?!
И не успела Лонская не то чтобы охнуть, а хотя бы глазом моргнуть, как он вонзил ей в голову топор, глубоко раскраивая лоб и нос. Диана тут же рухнула на колени, не издав ни звука. Ни кровинки не показалось на её лице, и только когда убийца резким ударом извлёк топор, кровь рекой хлынула наружу, а между бровей проступило мозговое вещество.
Расправа свершилась настолько молниеносно, что в реальность происходящего не верилось. «Как в кино, – отчего-то подумалось Тихону. – Как в кино…» Меж тем оцепенение покинуло его, едва
он увидел, что Змей, бросив топорик на пол, в полуприседе, широко расставив руки, будто загонял кого-то, стал надвигаться на Милену.