Разбегающиеся миры, или Вселенская толкотня локтями

– Невесомо, эфемерно, – подсказал ей Юрий.

– Видите, какой вы находчивый, – последовала похвала.

– Большая профессиональная практика, – констатировал доктор-неофит.

– Ну, так проявите многогранный талант и на лечебном поприще.

– Попробуем, – передразнивая жестами девушку, пощёлкал пальцами Рокотов. – Откуда начнём?

– Отсюда, – подставила больная локоть. – Хотя я ударилась и ещё кое-чем…

Рокотов ласкающими прикосновениями обрабатывал женские локоточки, втирая мазь, а Диана меж тем рассказывала об ощущениях во время полёта:

– Я так перепугалась, что перестала соображать, а вы не растерялись…Вы такой отважный, Юрий Сергеевич! Любого перспективняка за пояс заткнёте! Правда, вы тоже чуть-чуть оказались не в своей тарелке…Сразу после приземления…Ведь так?

– Да нет, я был в норме.

– Оказались-оказались, – посмеивалась проказница. – Когда мы обнимались…

– Хотите сказать: ещё ничего не сделал, а уже ничего не

получилось?

– Ха-ха-ха!…А вы бы как это назвали?

– Ну-у…Согласен, что минута слабости простительна женщине, но она же непростительна мужчине, ежели он ею не воспользуется, – как мог, отбиваясь на ходу, сочинил «дохленький» афоризм ас эфира.

– Но сейчас-то мы адекватны?

– Как вы могли усомниться!? – деланно возмутился кавалер.

– Так охладите же поцелуями мои припухлости, чтобы облегчить страдания.

– Со всемерным расположением! – засуетился Рокотов.

– Ну, так не теряйтесь же…Учтите, у меня от влечения к совращению до отторжения – путь весьма короткий.

Юрий краешками губ стал поочередно притрагиваться к сгибам рук Лонской и ощутил, что несколько виртуальное желание контакта с юным созданием, переживаемое им и ранее, успешно трансформируется в конкретику сугубо мужской готовности. Той самой готовности, кою застали врасплох в парке.

– Теперь помассируйте мне икры, – тем временем уже инициативно распоряжалась Лонская. – Они у меня тоже ноют.

– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа, – попробовал беспечно усмехнуться доморощенный эскулап, но его губы инстинктивно подёргивались, а хрипотца баритона выдала страсть нетерпения.

Он нанёс тонкий слой мази на ушибленные места и нежными движениями произвёл втирание в упругие, тугие икры.

– Ну? – требовательно произнесла Диана. – А охладить?

И Рокотов с хищной плотоядной полуулыбкой-полуоскалом приник к её ногам, выполняя ритуальную целительную процедуру.

– Теперь тут, – абсолютно вошла во власть гегемон положения.

И она приподняла подол туники, обнажив наполовину ягодицы, которые не в состоянии были хоть как-то прикрыть свежевыстиранные плавочки-стринги. Загорелая и смуглая от природы кожа девушки, белоснежные плавки и ярко-желтая накидка-туника создавали причудливый живописный колорит, услаждающий мужскую эстетику.

– Приступайте, приступайте, – стимулировала Лонская наступательный порыв мужчины.

Юрий бережно притрагивался к бархатистой поверхности тела

пациентки, но когда его пальцы входили в соприкосновение с полоской ткани в области промежности, где она плавно сменялась кудрявящимся пушком и особо нежной кожей, он усилием воли отстранял руку.

При очередном таком избегающем маневре Диана прихватила его пальцы своей горячей рукой, прижала к ложбинке между ягодицами и потребовала, сдерживая трепетное дыхание:

– Лечите без…пробелов!

– Трусики…мешают, – не то прохрипел, не то прорычал Рокотов, перевоплощаясь в гориллу-самца.

– Снимите. Доктору можно, – последовало милостивое разрешение.– Come on!10 – нетерпеливо добавила красотка.

Она с разрешающей манкостью выпятила попку кверху, и Рокотов до коленей приспустил плавки, которые девушка с ловкостью прелестной обезьянки одним движением ноги сбросила прочь.

И когда Диана, разводя ноги, не то чтобы допустила мужчину, а сама притянула его руку к запретному обнаженному лону, Юрий перестал себя контролировать. Он развернул живое воплощение молодёжного секс-символа к себе, жадно нащупал девичьи груди и с силой, до крови поцеловал девушку в губы.

Мигом позже Диана, отвечая на его тискающие, порывистые и поглощающие движения своими будоражащими «клеящимися» поцелуями, опалила его знойным шепотом: «Тебе можно всё! Ведь ты такой смелый! Только знай, что там у меня, куда ты так хочешь…Три маленьких дырочки…Между попочкой и писюлькой – ещё…одно влагалище…Так получилось. Таким уродился твой птенчик. А теперь тебе можно всё! Всё!»

7

Если в Москве короткая (а для некоторых ещё и очень бурная) летняя ночь была на исходе, то в безвестном вятском селе уже

минул рассвет, и наступало утро.

Георгий Листратов лежал навзничь на широкой деревянной кровати, уставившись широко раскрытыми глазами в потолок деревенской избы. Рядом, уложив голову ему на плечо, спала Милена. Настенные часы-ходики показывали половину шестого, однако сон упрямо не брал беглеца. Страх не давал безмятежно сомкнуть веки. И прежде всего страх за любимую, которая, прижавшись к нему животиком на восьмом месяце беременности, даже сонная не выпускала его руки. А сверх того – переживания за ту новую жизнь, что зародилась и мерцала внутри женщины его мечты.