– Снова нет, значит?
– Снова нет.
– Даже если я сейчас попробую тебя поцеловать? Даже тогда эта ночь не станет ночью нашего первого свидания?
– Тогда я закричу, и моя охрана прилетит быстрее молнии, – усмехаюсь я. – А мой папа потом из тебя всю дурь выбьет.
А вот этого ответа он явно не ожидал.
– Ах вот как… – говорит он.
– Да, такая вот я стерва.
Его рука заправляет прядь моих волос за ухо, и у меня сбивается дыхание от этого жеста. Он смотрит на меня как-то иначе. Не так, как обычно. И снова ставит меня в тупик своими резкими переменами в настроении.
– Я подожду. Ты рано или поздно согласишься.
– Так уверен в этом?
Гай кивает, отходя от меня. Потом садится на мотоцикл.
– До встречи, Каталина. Я буду ждать нашей следующей встречи.
– Пока, – я машу ему рукой.
Когда же он уезжает, я начинаю улыбаться, прокручивая в голове последние события. Может, я наивна, может, просто глупа, ведь впервые в своей жизни испытала нечто такое, и поэтому так веду себя.
Не знаю. Может быть.
Продолжаю улыбаться, как дура, и смотреть на давно уехавший мотоцикл, от которого остались лишь еле заметные следы шин на асфальте. Борюсь с бабочками в животе, пытаясь вытеснить их оттуда. И только потом уже следую к своему дому, который Гай назвал замком с драконом.
И я с ним даже согласна.
– …В таких условиях на президентских выборах тысяча девятьсот девяносто второго года победу одержал кандидат от Демократической партии Билл Клинтон. В своей предвыборной кампании он делал упор на необходимость экономического подъёма и создания условий для преуспевания среднего класса… Вы делаете себе пометки, мисс Норвуд?
Я прихожу в себя, тут же принимая «бодрую» позу. Мой преподаватель по истории, мистер Фицджеральд, смотрит на меня строго и даже с каким-то разочарованием. Хотя, может, мне и показалось. Тут же опускаю голову в свою тетрадь, где выведено всего несколько предложений, и вновь смотрю на историка.
– Да. Я всё записываю, – говорю убедительно я.
– Я очень на это надеюсь, ведь на следующей неделе у вас экзамен.
Я в шоке распахиваю глаза, желая, чтобы всё это мне послышалось. Я точно не готова к экзамену, а хорошие баллы просто обязана получить. Но, несмотря на панику в голове, всем видом демонстрирую свою уверенность. Историк замечает это и слегка улыбается, после чего говорит, что занятие окончено. Я скрываю радость на лице, показывая вместо неё «разочарование», а в душе ликую, что этот нудный урок наконец подошёл к концу.
– Будьте готовы к экзамену, пожалуйста, – говорит мужчина. – До скорого, мисс Норвуд.
– До свидания. Спасибо за занятие.
Неприятно быть такой лицемеркой, но другого выбора у меня нет. Не могу ведь я напрямую заявить, что мне плевать на занятия и что единственное, чем я с удовольствием занималась бы по жизни, – это лежать дома с какао в одной руке и с чипсами во второй, уставившись уже давно поникшим взглядом в экран плазменного телевизора. Да, мама часто твердит, что в семнадцать лет нужно быть активной, энергичной и не иметь ни малейшего желания даже на секунду присесть. Но почему-то меня эти явления обошли стороной, даже не намекнув о своём присутствии.
Когда преподаватель по истории наконец уезжает, я свободно выдыхаю. Хотя не до конца. Ведь мама уже ждёт меня в гостиной, надеясь услышать подробный рассказ о наших с Ирэн и Вэнди беседах, и она может заговорить о Гае, которого я больше ни от кого из них не скрываю. Пока я иду к ней, сидящей на диване с чашкой кофе в руках, я прокручиваю наш будущий диалог в голове. Ничего особо умного не приходит в голову, и я решаю придумывать на ходу.
– Ну что ж, как прошёл вечер с этим мальчиком… с Гаем, кажется? – с ходу спрашивает мама.
Я столбенею на месте и не могу пошевелиться. Не могу и слова вставить. Кажется, я превратилась в ничтожный камень.
Взгляд мамы не выдаёт никаких эмоций. Если сказать вернее, она не смотрит на меня со строгостью или намёком на очередную нотацию. Выглядит абсолютно спокойной, что весьма меня настораживает.
– Откуда ты знаешь? – произношу я, еле уняв дрожь в голосе.
– Я ведь не слепая. Я видела, как он подвозил тебя, но знала ещё гораздо раньше. О том дне, когда ты перебралась через забор и уехала с ним, я тоже знаю.
От её слов у меня отвисает челюсть.
– Ты знала с самого начала и не остановила меня? Почему?
– Хотела убедиться, что ты чиста. – Мама внезапно встаёт с места. – Что ты не спишь с ним.
У меня всё внутри сжимается от отвращения. От стыда и мерзкого ощущения какой-то грязи в словах матери.
Не могу поверить в то, что слышу. Не могу поверить, что мама – самый родной и близкий мне человек – сказала подобное. Не верю, что её голову вообще посещали такие мысли обо мне.
Еле держусь на ногах, чувствуя, как сердце сжимается от непонятной боли. Хочется просто уйти, но я продолжаю стоять.
– Ч‐что? – дрожит мой голос.