Разберемся! Главное о новом в кино, театре и литературе

Однако несовершенства фильма «Магомаев» так очевидны, что громить их столь же полезно, сколь тыкать пальцем в открытые раны. Ну что они вообще могли снять, бедные крошки (как называет кинематографистов одна мудрая женщина-продюсер). Уровень стилизации быта шестидесятых годов просто жалкий, если вспомнить хотя бы «Оттепель» или «Таинственную страсть», и дело не в исторических неточностях, но в том, что нет «образа времени», всё банально и приблизительно. Сценаристы сосредоточили рассказ на моменте 1969 года, соединив события разных лет в одну довольно нудную историю, как Магомаева преследовали за махинации администраторов с концертами, а он тем временем влюбился в Тамару Синявскую. В тысячный раз выводить кисломордых советских чиновников как врагов искусства — скучно. Милош Бикович, при всем обаянии и даже некотором сходстве с прототипом, как-то вяловат и мелкотравчат для нашего Орфея и т. д. Тем не менее свирепых оскорблений это произведение не заслуживает — надо, господа, соизмерять удар. У «Магомаева» есть и достоинства.

Начнём с того, что сериал активировал внимание к личности и творческому наследию Муслима Магомаева, а это явное общественное благо. Слушать и осмыслять Магомаева — это может принести не только бесспорное наслаждение, но и пользу. В чём его феномен?

Муслим Магомаев — второй после царя Соломона человек, которому добрый Бог решил дать всё. То есть вообще всё. Красоту, талант, любовь, фарт, успех, благосклонность верхов, обожание тотальное, сверху донизу, — и лёгкое обременение в виде советских сложностей при выезде за границу или цензуры сценических костюмов. На всесоюзной сцене — в 20 лет, народный артист СССР — в 31 год. Голос и его подача у Магомаева фантастические, такое впечатление, что он не заполняет голосом объём того или иного зала, а сам творит, создаёт им Пространство. Поразительная фразировка — ни одного слова никогда Магомаев не скомкал и не «проглотил». Абсолютная узнаваемость и космический диапазон артистизма, если вспомнить его участие в «Бременских музыкантах». От «Бухенвальдского набата» (шедевр В. Мурадели) — до Атаманши! Магомаев был совершенно «конвертируем», как и вся элита советской культуры, которая не только была, что называется, «на мировом уровне», но частенько этот уровень превосходила, особенно в музыке. Он стоял, грудью вперёд, на фасаде советской империи и был её идеалом, страстью, сбывшейся мечтой, её сладкоголосой птицей. Её культурным оправданием, если угодно. Миражом во плоти.

Он был невероятен, нереален — и тем не менее он был и царствовал по крайней мере двадцать лет.

Плод союза народов — среди родных кровей, кроме азербайджанской (но есть чеченская версия происхождения Магомаева), и польская, и татарская. Воспитанник мировой культуры — ладно бы стажировка в Италии (вот как вредили советские чиновники искусству, посылали юношей в Ла Скала за казённый счёт). Но Магомаев был всю жизнь открыт не знающему границ океану музыки, при любой возможности включал в репертуар «песни мира». Оттого этот репертуар столь богат, разнообразен, увлекателен и роскошен. Песню итальянских партизан «Белла чао», которую так любил Леонид Ильич, Магомаев поёт с той же истовой страстью и огнём вдохновения, что и заветную русскую «Вдоль по Питерской». Магомаев — сбывшаяся грёза большинства великих советских композиторов-мелодистов от Бабаджаняна до Хренникова — с божественной лёгкостью становится идеальным Фигаро или Мефистофелем классического оперного репертуара. То есть именно на Магомаева мог бы указать советский доктор Франкенштейн и заявить: вы говорите — несбыточная грёза, нереальный проект? Так вот же — Магомаев! Мы говорили о необходимости слияния национального с интернациональным без потери национального своеобразия культуры, милости просим — русскоговорящий азербайджанец, поющий песню итальянских партизан. Мы говорили — надо просвещать народ лучшими образцами классики, пожалуйста — Магомаев поёт Россини для миллионов. Он воспевает с равной силой Москву и Баку. Он любим всей нашей новой исторической общностью — советским народом!

Понятно, что эта фата-моргана стала меркнуть с началом восьмидесятых годов, и Магомаеву не нашлось места в новом мире. А вот с середины нулевых годов о Магомаеве стали вспоминать всё чаще. Сначала — как об отличном образце классического гламура в его советском варианте (успех, шикарная история любви, да и жена — певица Синявская — годилась в формат глянца). Потом тоска по лучшей жизни вообще развернула головы с ушами аудитории назад. И теперь Магомаев опять воздвигся перед публикой, как божественный Орфей, как Принц Грёза, как тот самый Артур Грэй, чьих алых парусов ждала Ассоль. Он набрал ценности уже как антиквариат, как подтверждение тезиса «теперь так не делают», как источник ностальгических вздохов. Я лично не обожествляю «всё советское» и равнодушна, скажем, и к Кобзону, и к Антонову, и к Лещенко, и ко многим другим, но Магомаев — это извините, это весть из рая…