Разбилось зеркало, звеня

- Настолько, что я собираюсь спросить вас, уверены ли вы, что это действительно было убийство?

- Вряд ли чем-нибудь, кроме убийства, можно объяснить шестикратную дозу диэтиломексин..., и так далее.

- Это мог быть несчастный случай.

- А как, вы полагаете, мог произойти такой несчастный случай?

- Гораздо проще, чем вы можете себе представить, так как вы не совсем знакомы с укладом нашего дома. Он переполнен всякого рода препаратами. Я говорю главным образом об обыкновенных патентованных лекарствах, у которых, правда, опасная для жизни доза не так уж далеко от терапевтической. Дэрмот кивнул.

- Все эти актеры и актрисы, - продолжала Элла Зилински, - развиты ужасно односторонне. Иногда мне кажется, что чем больше их талант, тем беспомощней они в обычной жизни.

- Вполне может быть.

- Если учесть, что они всюду носят с собой бутылочки, капсулы, порошки, пилюли и коробочки с лекарствами, то так ли уж невозможно предположить, что отравление произошло в результате несчастной случайности?

- Я не вполне улавливаю ход ваших мыслей.

- Ну, все очень просто. Кто-нибудь из гостей, желавший успокоиться или наоборот взбодрить себя, мог достать свою коробочку с лекарством и, заговорившись с кем-нибудь или просто по рассеянности, бросить в бокал слишком большую дозу. Затем его мог кто-нибудь отвлечь, он отошел от стола, а дальше все просто. Эта миссис... как же ее?, подходит к столику, берет бокал, принимая его за свой, и выпивает. Это ведь не так уж не правдоподобно, как вам кажется?

- Но вы же не думаете, что такая возможность осталась нами нерассмотренной.

- Да, конечно. Но там было множество людей, и на столиках стояло множество бокалов с напитками. В таких случаях довольно часто происходит, что вы берете чужой бокал и выпиваете его.

- Значит, вы не считаете, что Хесю Бедкок намеренно втравили? Вы думаете, что она выпила чей-то чужой вокал?

- Не могу даже представить себе, что было все иначе.

- В таком случае,

- Дэрмот тщательно подбирал слова, - это должен был быть бокал Марины Грегг. Вы понимаете? Марина Грегг отдала ей свой собственный бокал.

- Вернее сказать, она подумала, что это был ее бокал, - поправила его Элла Зилински.

- Вы еще ведь не виделись с Мариной, не правда ли? Она чрезвычайно рассеянна. Она имела обыкновение брать по ошибке чужие бокалы и выпивать их. Я сама это не раз наблюдала.

- Она принимала кальмовит?

- О да, как и все в этом доме.

- Вы тоже, мисс Зилински?

- Я иногда прибегаю к нему. Дурные примеры заразительны, вы же знаете.

- Я был бы очень рад, - заметил Дэрмот, - поговорить с мисс Грегг. К сожалению, она до сих пор в прострации, по выражению мистера Престона.

- Это следствие ее темперамента, - сказала Элла Зилински.

- Она очень любит драматизировать, знаете ли. К тому же на нее действительно сильно подействовала эта смерть.

- Что не скажешь о вас, мисс Зилински.

- Когда все вокруг находятся в состоянии постоянной нервозности, сухо произнесла Элла, - страшно хочется удариться в другую крайность.

- Вы, похоже, гордитесь тем, что вас не может взволновать никакая случившаяся рядом трагедия.

Элла Зилински задумалась.

- Это, возможно, не очень хорошая черта, но, если не выработать подобного отношения, то можно самой сломаться.

- Скажите, с мисс Грегг сложно работать? Вопрос касался личностных отношений, но Дэрмот Крэддок все же решился его задать. Если бы Элла Зилински подняла брови и спросила, какое это имеет отношение к миссис Бедкок, ему пришлось бы признать, что никакого. Но он рассчитывал на то, что Элле Зилински самой захочется рассказать ему все, что она думает о Марине Грегг.

Так оно и оказалось.

- Она великая актриса, - заявила Элла.

- Ее личное обаяние проявляется на экране самым исключительным образом. Естественно, работать с ней - это большая привилегия. Но в частной жизни, скажу я вам, она сущий дьявол!

- Так уж?

- У нее нет абсолютно никакой выдержки. Она либо парит в облаках, либо падает в бездну отчаяния, и это всегда так преувеличенно, и она ежеминутно меняет свои намерения, и при ней нельзя упоминать о множестве совершенно различных вещей, так как они могут ее расстроить.

- О чем, например?

- Ну, прежде всего, естественно, о нервных заболеваниях и о санаториях для душевнобольных. Конечно, она должна быть очень чувствительна к таким вещам. Затем обо всем, имеющем отношение к детям.

- К детям? Каким образом?

- Она очень расстраивается, когда видит детей или слышит о людях, которые счастливы со своими детьми. Стоит ей услышать, что у кого-нибудь из ее знакомых будет или уже есть ребенок, как это приводит ее в уныние. У нее самой больше никогда не будет детей, понимаете, а единственный ее ребенок идиот. Не знаю, слышали ли вы уже об этом?

- Да. Все это, конечно, очень печально. Но после стольких лет ее горе, надо думать, притупилось.

- Она не в состоянии забыть этого. Это стало у нее чем-то вроде навязчивой идеи.

- А мистер Радд? Что он чувствует?

- Ну, это же был не его ребенок. Отцом мальчика был Исидор Райт.

- Ах да, ее предыдущий муж. Где он теперь?

- Он снова женился и живет во Флориде, - быстро ответила Элла Зилински.