Разбитая музыка

Я не очень понимаю, зачем меня поместили в этот странный коллектив. Директриса показывает меня своим учительницам как некий любопытный охотничий трофей. Внимание, с которым они ко мне относятся, хотя и не лишено доброжелательности, гораздо больше продиктовано любопытством и недоверием. Я чувствую себя как заспиртованный экспонат в зоологическом музее. Может быть, меня приняли сюда, чтобы я разбавил однообразие этой группы, может быть, я должен сыграть роль джокера в карточной колоде, возможно, я должен изобразить оригинала, чудака, местную достопримечательность? Или мне уготована роль ставленника директрисы? Вполне вероятно, что во мне погиб профессиональный шпион. Я говорю это потому, что, как я уже не раз писал, в своей жизни мне часто приходилось скрывать свою истинную сущность. Внешне я полностью растворялся в окружающей среде, но в то же время твердо знал, что это — не настоящее мое лицо. В глубине души я всегда понимал, что не принадлежу к этой среде. Вот и теперь мне пришлось маскироваться под учителя точно так же, как когда-то я притворялся алтарным мальчиком, государственным служащим или студентом. Я всегда сохранял свою обманную оболочку так долго, как только мог, а потом она распадалась сама собой. Через много лет меня спросят, догадывался ли я, что добьюсь такого успеха в качестве музыканта и исполнителя песен? Нет, ничего такого я не предвидел. Просто все остальные виды деятельности, которые я перепробовал, не удавались. В большинстве случаев я попросту толок в ступе воду, но что касается учительства, то поскольку здесь требуется определенная степень исполнительского артистизма, я не считал эту работу полной потерей времени, как для себя, так и для детей. В моем классе тридцать восьмилетних мальчиков и девочек из семей, принадлежавших когда-то шахтерской общине, брошенной на произвол судьбы после массового закрытия шахт в пятидесятых и шестидесятых годах. Теперь родители этих детей ищут работу в легкой промышленности и в офисах. Тесная спаянность общины, занимавшейся почти исключительно добычей угля, осталась в прошлом. А вместе с ней исчезли горняцкие хижины, ванны для лужения и огромные кучи шлака, которые не переставая горели день и ночь. В прошлое ушли ужасные вспышки респираторных заболеваний, больше нет черной угольной пыли в легких, аварий на шахтах, обрушения тоннелей или взрывов газа, способных в одно мгновение поразить болью целые деревни, когда мужчин и мальчиков, которые спустились в шахту утром, вечером достают уже мертвыми, после того как пожар наконец потушен. И хорошо еще, если тела удается найти. Города, подобные моему родному городу, насчитывают долгую историю такого сурового героизма, вызванного жестокими условиями. Я легко могу представить лица сидящих передо мной детей покрытыми черной угольной пылью, а их самих — проводящими десятичасовые рабочие смены в пугающей темноте шахты. Оставив в стороне опасения, что мне не хватит авторитета, знаний, энтузиазма, которыми должен обладать учитель, чтобы вселять в учеников интерес к учению, я с удовольствием читаю детям увлекательные приключенческие и фантастические истории: «Железного человека» Теда Хьюза, «Элидора» Алана Гарнера, «Хоббита» Дж. Р. Р. Толкиена. Я играю им на гитаре, и мы вместе разучиваем народные песни и рождественские гимны. Я уговариваю учеников петь песни их любимых популярных исполнителей: Гэри Глиттера, Сьюзи Кватро, Mud — и вижу, как застенчивые детские души меняются и раскрываются во время представления. Я одалживаю в биг-бэнде несколько духовых инструментов, и мы с детьми славно проводим время, пытаясь сообразить, как извлечь из них звук. Мы устраиваем целый фестиваль писков, скрипов и трубных звуков, сотрясающих помещение. В классе царит шумный беспорядок, и хотя я не имею ни малейшего понятия о том, действительно ли дети чему-то учатся у меня, им, судя по всему, нравится в моей компании, а мне хорошо с ними. Мы рисуем карандашами и красками, и я стараюсь получать от общения с детьми как можно больше удовольствия. Директриса нередко присутствует на моих уроках и, кажется, вполне снисходительно относится к моему методу, но у меня создается впечатление, что другие учителя не вполне одобряют громкий шум, несущийся из 4-го «В» класса на верхнем этаже.