Разбитная разведёнка

Грише приходилось слышать от мамы угрожающее: уши надеру, выпорю и коронное — в угол на горох поставлю, вызывающее у него вместо страха любопытство. Эту фразу Женя запомнила с детства, так говорила бабуся, если не одобряла папу. Упирая кулаки в бока, она вопрошала: «Давно коленками на горохе не стоял?», и после этого её отец обнимал бабушку, прижимая к себе, пока та не переставала злиться, а маленькая Женечка верила, что так он подмасливаться, потому что боится оказаться на этом самом горохе.

Но ничего из перечисленного женщина пока не практиковала, обходясь угрозами и ласковыми подзатыльниками, если Гришка начитал качать права и дерзить. Ещё до школы она дважды его отшлёпала, больше не от злости, а от страха, потому что оба раза были после того, как он подвергал свою жизнь опасности. Первый раз он на улице убежал от неё, чуть не угодив под колёса машины, а во второй — залез на подоконник, открыл окно и стал обижено выбрасывать игрушки, которые она сказала ему убрать, почти по пояс выглянув наружу. Но с тех пор, как сын стал школьником, ситуаций, в которых Женя задумывалась о телесном наказании, не происходило. До этого дня.

О том, что курить нельзя, она сыну говорила не раз, поэтому видела единственный выход: наказать его так, чтобы ему было горько только от мысли снова взяться за сигарету. Вариант попробует и перестанет Евгения не рассматривала, считая, что он может втянуться, а со временем избавить ребёнка от поганой привычки станет ещё сложней. А ещё она понимала, что избиение, пусть это даже будет не порка, а пара пощёчин, надолго наложит отпечаток на их с сыном отношения. В общем, к приходу мужа, она была недалека от того, чтобы расплакаться от перспективы, что как ответственный родитель должна в прямой смысле одним ударом разобраться с проблемой курения двенадцатилетнего сына.

Перенервничав до прихода с работы мужа, Женя почти ничего не съела за ужином и рано легла спать, уложив рядом Егора. Уж этот мелкий врунишка до опасности курения дорастёт нескоро.

И теперь уже Руслана одолели опасения.

«А ведь Гришка мог за сигарету взяться, чтобы круче казаться? Мелкий, худой и рисует, ему только брекетов с очками не хватает то того, чтобы быть идеальным сопляком-ботаном, которого толкнуть и обозвать — обычное дело, — думал он, ворочаясь в постели. — Если его дразнят, то он и не на такое мог пойти, драться то не умеет».

Мужчина помнил, как Женя ещё до того, как они съехались, предупредила, что и у неё, и у бывшего мужа семьи некурящие, и она намерена сохранить эту хорошую традицию, поэтому если он за компанию с кем-нибудь подымит или просто рядом постоит, то должен будет сразу постирать свою одежду, чтобы в квартире не было запаха.

— Как только Гришка что-то понимать начал, я стала говорить, что запах отвратительный и его от него тошнит, — рассказала она тогда о своей воспитательной методике. — Он уже и сам нос кривит, а если дома почувствует, может привыкнуть.

«Не подведи меня, Гришка», — мысленно обратился Руслан к спящему в своей комнате подростку. Успокаивая жену, он руководствовался тем, что даже если малец курить попробовал, ей об этом знать необязательно. В конце концов, пробуют все, даже если через пару лет он курнёт что-то поинтересней, ничего трагичного в этом не будет. Но что если Женя поймает сына с сигаретой ближе к лету со стажем курильщика в несколько месяцев? Тогда она ещё и на мужа обозлится, на эмоциях решив, что это он не дал ей разобраться с проблемой ещё в зародыше, и значит, причастен к проблеме.

Прошла неделя, Гриша вёл себя как обычно, и Женя больше не ощущала запаха сигаретного дыма от куртки, которую тайно каждый день обнюхивала. Под лозунгом: «я мать, мне можно», она даже обследовала его рюкзак, опять же тайно, пока его не было в комнате, и, ничего подозрительного в нём не обнаружив, окончательно уверилась, что курить сын не начал. Теоретически, он мог хорошо это скрывать, держа сигарету двумя прутиками, предварительно сняв куртку, а после, жуя жвачку, делать пробежку без верхней одежды, чтобы запах выветрился. Но пусть Евгения не видела, чем занят подросток каждую минуту, но отчётливо представляла, на что Григорий мог бы пойти ради прихоти и интереса к запретному, а на что нет.

Правда, как только она решила, что причин для беспокойства о старшем сыне нет, бывший муж в телефонном звонке известил её о грядущих переменах в своей личной жизни, которые обязательно отразятся на нём.

— На деньги это не повлияет, и на собрания в школу я буду ходить, но со всеми мелкими вопросами ты теперь сама справляйся, — сказал ей Майоров. — Мы беременеть будем, нам станет некогда.

Закатив глаза на то, что он считает, что до этого участвовал в воспитании сына как-то ещё кроме алиментов и родительского чата, Женя уточнила:

— Так Софья беременна?

— Почти. Начинаются благоприятные дни, может ещё в этом году родить успеем, — сказал самонадеянный Андрей в последний день февраля.

— Не буду вас отвлекать. Удачи.