Разбитое сердце

— Ну, конечно! — воскликнула она, всплеснув руками. — Как я могла не догадаться?! Насколько же мы бестактны! У Мелы с Питером медовый месяц, и мы испытываем их терпение. Нам давно пора оставить их наедине.

Она повела глазами на Тима, и он попался в силки как глупый молодой кролик. Словом, прежде чем я успела сообразить, что происходит, Вили и Тим отправились на такси в какой-то ночной клуб, а я осталась дома с Питером.

Сибил обедала в гостях, и, насколько я могла судить, Питер, вернувшийся в столовую, проводив эту парочку, уже представлял нас сидящими по обе стороны камина — я с вязанием в руках, а он за чтением «Таймс».

Величайшим усилием воли я заставила себя сдержаться и не зареветь.

— Похоже, что Вили его поймала, — проговорил Питер и, так как я не ответила, продолжил: — Возможно, это решение проблемы, заставлявшей меня думать о том, что делать с моей подопечной, хотя я представить себе не могу, чтобы Вили решилась осесть в Канаде после войны.

— Не сомневаюсь в том, что ты не хочешь, чтобы она уезжала в такую даль, — сделала я выпад.

— Мне все равно, где она будет жить; главное, чтобы была счастливой и в безопасности.

— Не думай, что я поверю в твое безразличие, тем более что Вили рассказывает совершенно другую историю.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился Питер.

— А как давно появилась здесь Вили?

— Ты не ответила на мой вопрос, — строго сказал Питер. — Что ты хотела этим сказать, Мела?

Я уже решила, что не буду повторять слов, сказанных Вили в моей спальне, однако гнев на Тима заставил меня забыть о собственном решении.

— Вили сказала мне, что вы с ней были любовниками, — ответила я. — Как ты понимаешь, эта новость не может радовать меня.

Питер подошел ко мне вплотную.

— Это ложь, — провозгласил он.

— Ну конечно! Я и не ожидала услышать от тебя разоблачение вашей тайны, — проговорила я, отчасти повторяя слова Вили.

— Я сказал тебе правду, — невозмутимо сказал Питер. — Это ложь, и ты прекрасно знаешь, что это ложь.

— Откуда мне знать? — удивилась я, сделав круглые глаза.

Питер положил свои руки мне на плечи и до боли стиснул их.

— Я говорю тебе правду и рассчитываю на то, что ты поверишь мне.

— В таком случае имею ли я право сказать твоей гостье, что она — лгунья?

— Всякий, кто расскажет тебе подобную небылицу, является лжецом, и ты можешь открыто сказать ему об этом. Но я сомневаюсь в том, что Вили могла сказать подобную вещь.

— То есть ты считаешь лгуньей меня? — с горечью проговорила я. — Еще бы! С мужской точки зрения Вили — само совершенство, нетрудно понять. Мила, юна, невинна и обойдена судьбой! Лично я ни капли не сомневаюсь в том, что она совсем не такая, и ты сам мог бы заметить это, если бы не был таким простаком.

Говорила я бурно и агрессивно. Питер, все еще державший меня за плечи, чуть встряхнул меня.

— Не надо, Мела. Терпеть не могу, когда ты говоришь такое о другой женщине. Вили прошла через очень суровые испытания, не будем забывать об этом. Подумай, как бы ты себя чувствовала, потеряв родной дом, отца, и мать, и всех своих близких.

— Именно это я и потеряла, выйдя за тебя замуж, — выпалила я. — И чувства Вили я понимаю куда лучше, чем ты думаешь, а еще — я очень жалею, что вышла за тебя!

Увидев выражение лица Питера, я повернулась и бросилась вон из комнаты. Захлопнув за собой дверь, я взбежала по лестнице в свою спальню.

И лишь оказавшись в одиночестве в своей постели, ощущая, как успокаиваются волны горячего гнева, уступая место обиде и злости, призналась себе в том, что вела себя несправедливо. Свой гнев на Тима и Вили я обрушила на Питера, нанесла ему жестокую рану… Я в эту минуту ненавидела себя за то, что оказалась такой несдержанной.

И тем не менее, вспоминая про Тима и Вили, я ощущала, что всякое мое действие будет оправданным. Конечно, я обвиняла ее, а какая бы женщина думала иначе на моем месте? В конце концов, кто такой Тим — глупый мальчишка, клюнувший на хорошенькую мордашку и очарование ее заграничных манер.

— К черту их обоих! К черту! — говорила я своей подушке, колотя пятками по кровати, как бывало в детстве во время моих «буйных припадков», как называла их мама.

Я пробыла в одиночестве около получаса, когда в дверь мою постучали. Я не стала отвечать, но стук повторился, и я услышала голос Питера:

— Впусти меня, Мела.

— Уходи, — сказала я. — Я устала и хочу спать.

После недолгой паузы он спросил:

— Ну, можно хотя бы войти и пожелать тебе спокойной ночи?

— Нет! Я хочу побыть одна.

Я услышала, как он вздохнул и направился прочь. Но когда он ушел, я ощутила себя ужасно одинокой, я жалела себя и злилась на Питера за то, что он повиновался мне. Мне уже хотелось, чтобы он не послушал меня и ворвался в комнату.

Мне хотелось, чтобы меня утешили, и тем не менее я топорщила шерстку, готова была огрызнуться, цапнуть любого, кто проявит ко мне доброту. Мне представлялись жуткие кары, которые я готова была обрушить на Вили; я даже представляла ее шпионкой, ответственной за смерть дяди Эдварда.

Я ненавидела ее так, что была готова на все, а потом мне стало стыдно.