– Ничего… – Карл, потеряв всякую осторожность, приобнял сестру. – Он побеседует с матушкой… а там… посмотрим.
– Проводи меня.
– Куда?
– К матушке. – Маргарита разгладила измятое платье, жалея, что выглядит сейчас вовсе не так, как следовало бы, чтобы матушка прислушалась к ней.
Впрочем, она вынуждена была признать, что, каковой бы ни была ее одежда, навряд ли это хоть как-то повлияет на матушкино решение.
– Сиди тут. – Карлу сестрицына идея пришлась не по душе.
– Нет. – Маргарита решительно шагнула к двери. – Ты должен проводить меня. Или же я сама пойду…
И он согласился, что самостоятельная прогулка по Лувру нынешней ночью – затея и вовсе безумная. Как ни странно, но на пути их не встретились люди, ни с оружием, ни без оного. Не было также ни раненых, ни убитых, чего Маргарита опасалась. Напротив, в этой части дворца царил удивительный покой.
Матушка не спала.
– Карл? – Она отложила вышивание, которым занималась, когда желала отвлечься от недобрых мыслей или же иного беспокойства. – Что-то случилось?
– Маргарита пожелала с тобой говорить. – Карл подтолкнул сестрицу, которая под ледяным матушкиным взглядом разом растеряла былую смелость.
– О чем же, дочь моя, вы желали беседовать со мной в столь поздний час? – Голос Екатерины был медово-сладким, что, впрочем, нисколько не обмануло Маргариту.
– О моем супруге… прошу вас, матушка… – Она упала к ногам той, которую боялась безмерно, признавая всецело власть ее над собой. – Пощадите его… умоляю…
Она говорила сбивчиво, страстно, о Париже, который не простит этих убийств, о всей Франции, о прочем мире, где ее и матушку запомнят клятвопреступницами… она позабыла о своем собственном страхе перед Екатериной и боялась лишь одного – что опоздала.
– Дочь моя. – Екатерина поднялась с немалым трудом. – Нам отрадно видеть, что ты столь заботишься о душе нашей и короля… и мы, конечно, понимаем твое беспокойство. Но ныне вершится то, что должно, во имя Господа и истинной веры.
Она слишком долго терпела отступников.
И Жанну.
И сыночка ее, который был жив… пока жив… все ж таки некоторые вещи требовали тщательного осмысления.
Убийство короля Наварры на его собственной свадьбе могло доставить куда больше проблем, нежели выгоды… а вот его отречение…
Екатерина вспомнила зятя, слабого, пьяноватого и веселого, увлеченного фрейлинами… ее дочь и то больше характера имеет, не говоря уж о покойной Жанне. Вот та и вправду скорей умерла бы, нежели отступила бы от веры.
Генрих… Генрих – дело иное. Ныне он заперт.
Перепуган.