А Олег тем временем хлопотал на камбузе и в каюте. Он не первый год общался с девушками и женщинами, даже женские журналы почитывал иногда в целях расширения кругозора, прекрасно зная, чем и как растопить сердце красавицы, чтобы получить доступ к её телу.
Когда всё было готово к празднику, Олег посмотрел на часы — без двадцати двенадцать. Он поднялся на палубу и застал Настю, любующуюся тёмной водной гладью, в которой отражалось безмятежное мерцание звёзд. Мужчина чмокнул её в макушку и осторожно пробежал пальцами по волосам сверху и до самых кончиков.
— По-моему, нам пора спуститься в каюту, — сказал он тихо и, взяв её за руку, потянул за собой.
Уже всё решившая для себя Настя не сопротивлялась, и вскоре пара оказалась в каюте. От роскоши её убранства у девушки невольно округлились глаза.
— Где мы? — спросила она.
— В раю, — улыбнулся он, — и ты моя гурия.
— А до этого была русалкой, — ответила она улыбкой на его улыбку.
— Видишь ли, твоя красота столь многообразна, что я теряюсь и не могу остановиться на каком-то одном сравнении или образе.
— Правда? — тихо рассмеялась она.
— Правда, и ничего кроме правды, — он усадил её за стол, уставленный блюдами из рыбы, птицы, овощей, икры, всевозможных сладостей и напитков.
— Нам ни за что не съесть столько, — выдохнула Настя.
— Ничего, здесь есть холодильник. А что-то можно и за борт выбросить, — проговорил он, одаривая её лукавым взглядом.
— Меня? — спросила девушка.
— Ну что ты! — рассмеялся он искренне. — Я имел в виду продукты, чтобы и обитатели этих вод могли отпраздновать с нами твоё совершеннолетие.
— Я согласна…
Из серебряного ведёрка наполненного льдом, он достал бутылку шампанского, откупорил её и разлил напиток в фужеры.
— За тебя? — сказал он тост.
«Дзинь!» — мелодично пропели бокалы.
— За тебя, — повторила она шёпотом.
Неизвестно, от чего больше пьянела Настя: от шампанского или от присутствия любимого мужчины.
Олег не сводил глаз с её разрумянившегося лица, дрожащих ресниц, пытающихся скрыть золотые искры, вспыхивающие в глубине её синих глаз, казавшихся ему теперь бархатисто-чёрными.
— Туся, — прошептал он, — милая моя Туся, русалочка…
Он поднялся со своего места, приблизился к ней вплотную и, не переставая шептать ласковые слова, смысл которых уже не доходил до её сознания, и только его шёпот одурманивал, как морок, и лишал девушку сил. Олег подхватил её на руки, она обвила шею и уронила голову ему на грудь. Прямо под её ухом бешено билось его сердце. Девушка вздохнула и закрыла глаза.
Ни на секунду не переставая бормотать нежности, он опустил её на заранее разобранную постель и лёг рядом с ней. Настины волосы разметались по подушке, глаза по-прежнему были закрыты, а грудь высоко вздымалась от волнения, возбуждения и страха. Сознание его помутилось от страсти, которую удерживать в узде Олегу было всё трудней.
— Настя, открой глаза, — попросил он.
Но она только медленно качнула головой.
— Настя…
Слабый мерцающий свет делал её кожу похожей на кожу русалки… Несмотря на позолоту загара, она была светлой и прохладной, как лепестки лилии в пруду. Он прильнул к ней всем телом, стал целовать её плечи, руки, шею, грудь… Ему казалось, что Настя пахнет малиной.
Никогда и никого в жизни ему не хотелось ласкать так бесконечно долго — то нежно, то страстно, то зарываясь лицом в волосы желанной, то отстраняясь и любуясь каждым изгибом её тела, каждой крохотной складочкой, лёгким почти незаметным пушком, покрывающим её тело, как тот покрывает плод созревшего персика.
Настя же уже полностью была в его власти. В слиянии сладостном она невольно вскрикнула от мгновенно пронзившей её боли. Олег удивлённо посмотрел и тут же сообразил, что девушка была невинной. Кажется, намекала ему об этом…
Мужчина всё же был уверен, что у Насти мужчины уже были до него. Ну и что, если только сегодня ей исполнилось восемнадцать. Сейчас и в двенадцать лет девственниц не сыскать. А Настя, значит, берегла себя… «Для меня», — подумал он. И такая удивительная нежность захлестнула его, что он был готов заплакать от умиления, мельком подумав, что родителям всё же удалось заронить в его душу кроху сентиментальности.
И едва он коснулся языком её губ, как те приоткрылись, точно лепестки роз, растущих на склоне перед домом его приятеля. А когда мужчина стал ласкать её язык, пьянея от молочно-медового вкуса, она тихо застонала…
Чуть позже, когда Олег задремал, Насте стало страшно. Мужчина проснулся, услышав её приглушённый всхлип. Из-под ресниц катились слёзы — одна, две, три, а потом ручейком побежали по щекам, как катятся капли дождя по прозрачному серебру оконного стекла…
— Туся, — ласково сказал он, — ну, не надо.
Олег обнял её и поцеловал в мокрые от слёз глаза, губы. Она судорожно вздрогнула всем телом.
— Какая ты у меня солёная, совсем как море, — ласково пробормотал он, — не зря я назвал тебя русалкой.
— Я Лорелея…
— Глупости, — сказал он, закрывая ей рот поцелуем.