Разбитое сердце Матильды Кшесинской

«Ну и что, что он наследник престола, ну и что, что он цесаревич, а я простая танцовщица? Главное, что он мужчина, а я – женщина!»

–  Ах нет, – заметила Маля с тем очаровательным смешком, который, как ей было отлично известно, не оставлял равнодушным еще ни одного мужчину. – У нас очень попросту. Особенно когда выезжаем в Красницы – это наше небольшое имение. Там все по-деревенски! Совсем другая жизнь. У нас там даже есть глиняные горшки, в которых отец варит уху по-польски.

–  Ваш отец сам варит? – удивился Ники. – Как странно! Танцор…

–  Вы не представляете, ваше высочество, какой он хлебосол! – улыбнулась Маля. – Для него самое большое удовольствие – принимать гостей и угощать. В этом он великий мастер. В особенности он отличается своим кулинарным искусством на Пасху и на Рождество. К Пасхе отец сам готовит куличи. Он надевает белый передник и сам месит тесто, непременно в новом деревянном корыте. Куличей по традиции у нас пекут двенадцать – по числу апостолов. А еще на пасхальный стол ставят сделанного из масла агнца с хоругвью. Его тоже лепит отец.

–  Но ведь у вас, наверное, есть кухарка? – нерешительно осведомился Ники.

Маля хихикнула:

–  Конечно, есть, но она возится на кухне каждый день, а отец – по праздникам. Это для удовольствия, вы понимаете? Он вообще любит заниматься разными ручными работами. Как-то раз он построил аквариум – очень сложный, с подводными украшениями из камней. Но настоящее чудо техники – сделанная моим отцом модель Большого петербургского театра со всеми мельчайшими подробностями: декорации поднимаются и опускаются, как в настоящем театре, устроено настоящее театральное освещение маленькими масляными лампами, и можно, крутя рукоятку, приводить в действие полную смену декораций, как во взаправдашнем театре! Отец сам написал для одного балета все декорации.

–  Чудеса! – восхищенно воскликнул Ники. – Хотел бы все это увидеть!

–  О! – воскликнула было Маля и осеклась.

Она хотела сказать: «О, я приглашаю вас в гости!» Но разве можно вот так запросто пригласить в гости наследника престола? Это вопиющая бесцеремонность!

Но ей стало стыдно, что он заметил эту явную заминку.

Ники смотрел на нее неотрывно. Он понял и эту неловкую оговорку, и ее смущение – и это тронуло его необычайно. Румянец, окрасивший щеки девушки, вновь взволновал его до испарины. Захотелось сказать ей что-то необычайное. Сказать, дать понять, как она ему нравится…

Но это было немыслимо.

«Какой я трус», – печально подумал наследник. Ах, как бы вернуть то ощущение доверия, которое только что возникло между ними?

–  Вы… верно, вы с самого детства много бывали в театре? – спросил он с запинкой. – Рано ли вы начали выступать на сцене?

Маля, которая только что ерзать не начала от смущения, не зная, куда себя девать, очень обрадовалась этому вопросу.

–  О, ведь у нас театральная семья! – начала она. – Сколько себя помню, я очень любила танцевать, и отец, чтобы доставить мне удовольствие, возил меня в Большой театр, где давали оперу и балет. Я это просто обожала! И знаете, что однажды приключилось? Отец повез меня в Большой театр на дневное представление балета «Конек-Горбунок» и посадил в одной из закулисных лож третьего яруса, которые предоставлялись артистам. Отец исполнял роль Хана, по-моему, одну из лучших в его репертуаре. Посадив меня на стул, он поспешил в свою уборную, чтобы загримироваться и переодеться. Я осталась одна в ложе. Прелесть этих лож заключалась в том, что они находились на сцене и из них можно было видеть не только весь спектакль, но и перемену декораций во время антрактов, – и это было так занимательно! Никогда не забуду, с каким восхищением я смотрела спектакль, с каким вниманием следила за танцами, за игрою отца, как любовалась декорациями и световыми эффектами: то день на сцене, то ночь и луна, то ветер и гроза с громом и молнией – все это представлялось мне сказочно прекрасным, таинственным и необыкновенно увлекательным. Когда спектакль кончился, я стала терпеливо ожидать отца, зная, что ему нужно время, чтобы переодеться и прийти за мною. Но, видя, что никто за мною не приходит, я тихонько слезла с кресла и спряталась за ним, чтобы меня не заметили, надеясь, что мне удастся остаться в ложе до вечернего спектакля, который должен был начаться через несколько часов. Пока же я могла из своей засады наблюдать, как к вечернему представлению ставились новые декорации, и это было для меня очень занимательно.