Разбитое зеркало (сборник)

Поскольку группа отрывалась от немцев бегом, лишь иногда переходила на скорый шаг, иначе было не оторваться, то на бегу они засекли за спиной тяжелый взрыв, а потом – высокий черный столб, поднявшийся до середины неба. Все это произошло в районе оврага, в котором остался раненый лейтенант.

Сведения Побежимова проверили войсковые разведчики и подтвердили: недалеко от оврага, в поле, лежит сгоревший, развалившийся на части «юнкерс».

Посмертно лейтенант Тихонов был представлен к ордену Красной Звезды. Орден был привезен в родной хутор Тихонова уже после войны и на общем собрании жителей вручен матери лейтенанта.

Через двадцать пять лет после этого торжественного события волгоградские поисковики, работавшие в местах бывших боев, нашли в овраге, где Тихонов держал последнюю свою оборону, покоробленную, ставшую фанерно-жесткой от времени и влаги полевую планшетку.

В планшетке той лежало прощальное письмо лейтенанта. Сохранилось письмо, не погибло. Лишь в двух местах бумагу взяла плесенная прель, в одном месте оставила свой след какая-то мелкая бумагогрызка, – ну словно бы дробью секанула по письму, прошлась острыми зубами, а в остальном ничего, строчки не пропали, не смылись, слова сохранились все до единого.

Содержание письма было, конечно, обычное, от него даже фронтом особо не пахло, но часть присутствующих, – прежде всего женщины, которые помнили войну, – заплакали: ведь это письмо было вестью из того времени, которое они помнили, помнили и поминали в своих молитвах, в песнях, в разговорах, в думах, которое, будто ожог вызывало у них слезы.

Вызвало слезы и сейчас. Память о беде, даже минувшей, обычно сидит в человеке долго. Так было всегда.

Письмо вместе с планшеткой и фотоснимком лейтенанта Тихонова, присланными с хутора, отправили в областной центр, в краеведческий музей: место этим свидетельствам того задымленного, закопченного, тяжелого, яростного времени было там, и только там.

Жители же Большого Фоминского объявили у себя денежную подписку, сложились, и вскоре на земле, где погиб их земляк, поставили блестящую, мастеровито сваренную из нержавейки пирамидку, увенчанную золотистой латунной звездой, а на боку памятника написали, какой подвиг здесь был совершен…

И еще. Последнее, как иногда говорят мудрые теоретики, а их поправляют практики, имеющие хороший опыт: «Не последнее, а крайнее»… Всякая война, даже малая, – это проклятое пекло, так просто и горько высказался один писатель-фронтовик, пекло, в котором сгорает все: и судьбы человеческие, и сами солдаты, и техника, и города с селами и даже целые государства. Все это, увы, так. Сгорает лучшее, что сумела создать матушка-природа – в большом количестве погибают люди, к войне никакого отношения не имеющие, в том числе и самородки, нацеленные на мирную жизнь и созидание, извините за выспренный слог, конструкторы завтрашнего дня, погибают лучшие и прежде всего – таланты. Война обладает страшной способностью распознавать их в первую очередь, находить и уничтожать.

Кто знает, может быть, из Тихонова получился бы второй маршал Рокоссовский или полководец Конев, но он погиб лейтенантом. Выполнил свой солдатский долг и лег в землю.

Все, что произошло с Тихоновым, вплоть до сбитого из простой снайперской винтовки самолета, все, что описано в повести, – правда. Все это было, было!

Узнав историю Тихонова, я подумал невольно: а ведь наверняка в его биографии есть натяжки, без натяжек, как во всяком приключенческом повествовании, не обойтись, но на проверку оказалось – натяжек нет. И жизнь довоенная, в чем-то безмятежная, в чем-то трудная, была у Тихонова именно такой, и пойманные диверсанты на улице маленького городка были, и подстреленный «лаптежник», и георгиевский кавалер дед Павел, погибший в Гражданскую, и добровольное восхождение на плаху, и гибель в бою – все это было у лейтенанта, выпускника Киевского пехотного училища. Кстати, фамилия лейтенанта – подлинная…

Мне оставалось только взяться за ручку и изложить то, что вы только что прочитали…

И пожелать всем нам: не допусти Господь еще одну войну на нашу землю!

Список войны

Пополнение привезли на четырёх новеньких «зисах» – машинах завода имени Сталина, сработанных на скорую руку уже на Урале, а не в Москве, с пахнущими краской кабинами, с фарами, на которые были надеты колпаки с прорезями, чтобы ночью свет автомобилей не был виден с воздуха и машины не атаковывали немецкие самолёты, с кузовами, битком набитыми людьми в солдатской форме.