Разбитое зеркало (сборник)

Самым страшным для браконьеров был контрольно-пропускной пункт, расположенный километрах в тридцати от города, где постоянно дежурил ученый кот Филимон.

Кот этот – непростой. Если он не обращает на остановленный автомобиль никакого внимания, – значит, автомобиль этот чистый, максимум, что он может везти из биопродуктов – сушеные коровьи кизяки или прокисший овечий сыр, но если кот делает заинтересованное «лицо», то настораживаются все: и милиционеры, и таможенники, и рыбинспекторы, которые тоже дежурят на постах. Заинтересованная физиономия Филимона означает, что дело пахнет керосином – есть контрабанда!

Начинается действие, которое в среде специалистов называется «просвечивание шмоном»: в автомобилях проверяют даже гайки на колесах, не говоря уже о клаксонах, где в круглую пипку можно засунуть банку запрещенной в законопослушном мире черной икры, или карбюраторах с бачками для обмыва ветровых стекол – туда можно поместить что угодно. И обязательно что-нибудь находят.

И осетрину, и севрюжатину, и икру разных способов приготовления: пробойную, слабосоленую, в аккуратной упаковке, паюсную, давленую, подсушенную и нарезанную кирпичиками для гурманов – всякую, словом…

Филимон в такие разы обязательно получает награду – свежую рыбу, как правило, живого подлещика, выловленного в недалекой протоке специальном бойцом.

Дагестанские контрабандисты, говорят, даже специально пустили шапку по кругу и собрали более миллиона рублей, чтобы на эти деньги нанять киллера, готового расправиться с котом.

Киллера не нашлось.

Тогда неугомонные добытчики икры пустили по кругу шапку во второй раз – не может быть, чтобы не нашелся молодец, способный угомонить кота, но и вторая попытка ничего не дала – не отыскался такой ловкий киллер. Кот Филимон живет и здравствует до сих пор…

Бударка продолжала стремительно нестись по воде. О том, что видели Комельков и Кирилл Лобко, думать не хотелось, а с другой стороны, надо было думать обязательно, если не думать, то скоро в Волге только одни змеи и будут водиться, – поэтому на душе и у Комелькова, и у Кирилла было темно, холодно и противно.

Что-то угодило туда, внутрь души, под самое сердце, – гадкое, скользкое, шевелится едва приметно, распускает щупальца, и, чтобы бороться с этой напастью, надо брать себя в руки…

Ближе к Гандурино на реке, почти у самой воды росли странные двухцветные деревья. Макушки у них были желтые, осенние – приготовились к увяданию, а низ – зеленый, свежий, будто никакую осень и не ожидающий.

Наверняка вода по стволам идет неравномерно, у деревьев не хватает силы дотянуть ее до верхних ветвей и ростков… Причем желтый цвет обрезан как по линейке, даже глаза покалывает от этой ровноты, а в мозгах возникают мысли о некоем колдовстве.

Причина была другая. Ночью уже выпадали холода, вплоть до заморозков, из низин, из степных мест на реку наползал туман, собирался у воды – река привлекала его своим теплом, – и полз по течению, цеплялся за деревья и тростники, отжимал тепло от воды вверх, делил воздушный простор на два фронта.

Внизу, где было прохладно, свежая зелень держалась долго, вверху, куда оттеснялось тепло, листья, согласно времени года, довольно быстро желтели, начинали сохнуть – там была осень.

Мелочь, конечно, ни на что в нашей жизни не влияющая, а глаз все-таки занимает, предупреждает о чем-то, может быть, – о лютой жаре, которая обязательно выдастся на будущий год и перекроет жару года нынешнего…

С ходу мы влетели в крохотную заводь, где стоял хозяйский причал, прикрутились веревками к бревенчатому настилу, и казак Сашка, озираясь по сторонам, начал разгружаться…

Вечером, собрав жильцов вместе и выставив большую бутыль с мутноватой крепкой жидкостью, которую гнал из ежевики, казак Сашка предупредил:

– О том, что видели, – никому, ни единому человеку, – он прижал к губам корявые, изрезанные снастями пальцы, – ни единого слова… Понятно?

На вопрос этот никто из сидевших за столом не ответил. Хотя ответить надо было. Но решили не портить себе рыбалку – осталось ведь совсем немного до конца, надо дотянуть.

Вдруг судак появится – ведь ни одного судака в этот раз гандуринские ловцы не видели, словно бы эта рыба вообще перевелась в Волге.

А может, так оно и есть? Ведь казак Сашка не дремлет…

На Раскаты больше не поехали.