Читаем Разбитое зеркало (сборник) полностью

– Спирт, Егор Сергеевич, чистый спирт, – без улыбки ответил Мустафа, знал, что этот вопрос последует обязательно, – разведённый до сорокаградусной крепости, как водка, и заправленный хреном.

– А хрен-то зачем? Чтоб до печёнок пронимало?

– Нет. Напиток сразу делается вкусным – это раз, и два – никто не догадается, что пьёт спирт.

– Дивны дела твои, Аллах мусульманский, – качнул головой старшина. – А говорят, мусульманам пить разведённый спирт запрещает Коран… А? – Не дождавшись ответа, старшина махнул рукой. – По части консервов мы, честно говоря, тоже не бедны – есть кое-что, а вот по части спирта с хреном… – Он покачал головой, почмокал губами и скомандовал: – Наливай!

Мустафа растянул губы в улыбке:

– Ну и скорость!

– Да шучу я, шучу! Торопиться не будем. Надо дождаться командира – раз, и два – Соломина с обедом. Консервированная тушёнка – это хорошо, а горячий кулеш – много лучше.

– А почему вы кота так необычно назвали, – вновь поинтересовался Мустафа, – Пердунком?

Лицо старшины украсила широкая, во все тридцать два зуба улыбка.

– Пообтираешься рядом с ним пару дней – всё поймёшь сам, – сказал он.

– И всё-таки? – Мустафа был настойчив.

– Кот у нас появился неожиданно, возник на ровном месте, словно из-под земли вытаял… Было это в одной разрушенной деревне. Походил по батареям полка, посетил хозяйственников, которые всегда сыты и у них вкусно пахнет, заглянул в штаб, но нигде не задержался – пришёл к нам. Мы его накормили, кот обнюхал каждого и остался…

– А Пердунком как он заделался? Имя такое – м-м-м… – Мустафа выразительно помотал рукой в воздухе.

– Редкое имя. Во всём Советском Союзе нет кота с такой кличкой. Сидим мы как-то с котом, я его расчёсываю, репьи из хвоста выбираю, в это время командир появляется, товарищ старший лейтенант Горшков. Я вскочил, вытянулся, доложил по всей форме, что в подразделении у нас появился, мол, новый боец – кот… Командир тоже присел, тоже начал репьи выбирать – надо же с новым бойцом познакомиться. В это время кот напружинился и… испортил воздух. Струю газа пустил такую, что у нас ноздри вывернулись наизнанку, их нужно было вворачивать обратно – вонь была хуже, чем от вражеского танка, заправленного прокисшей простоквашей. Командир глянул на меня подозрительно, я на него – на кота в тот момент мы грешить совсем не думали. А потом поняли – кот это, вот и прозвали его Пердунком.

Мустафа даже не услышал, как сзади к нему подошёл невысокий, в белёсой от частых стирок гимнастёрке сержант, – обладающий обострённым чувством пространства Мустафа ничего не засёк, а ведь сержант и дверцу изгороди открывал, и по земле шёл… Но нет, ничего этого не ощутил Мустафа и удивился несказанно… Как же это он проворонил сержанта?

Неосязаемым человеком этим был, как понял Мустафа, сержант Соломин, который ходил на кухню за обедом для разведчиков.

Пердунок поспешно подскочил к сержанту, потёрся пыльной шкурой о его сапог. «Хорошая примета, – подумал Мустафа, – раз кот трётся об обувку. Значит – добыча будет». В правой руке сержант держал ведро – закопченное, чёрное, с большой вмятиной в боку. Ведро было накрыто куском фанеры.

– Пердунок, – проговорил сержант ласково, кот от его голоса замурлыкал громко. Мустафа понял, что из всей компании разведчиков кот брал в хозяева одного – сержанта Соломина, все остальные, в том числе и Горшков, и старшина, были для него людьми второстепенными.

– Познакомься, Коля, – сказал старшина Соломину, – у нас новенький, Мустафой зовут.

Мустафа развернулся лицом к сержанту, одного короткого взгляда ему было достаточно, чтобы запомнить лик Коли Соломина: загорелое до коричневы лицо (будто сержант специально поджаривался на керосинке, каждый день это делал, без пропусков), синие резкие глаза, впалые щёки и тяжёлый подбородок с раздвоиной, – лицо волевого, уверенного в себе человека. Весомым дополнением к положительному облику этого человека был рубиновый орден, прикреплённый к застиранной гимнастёрке сержанта – Красной Звезды.

– Привет, Мустафа, – сержант оказался в общении простым человеком, протянул руку, – ты как раз к обеду поспел.

– Настоящий разведчик, – похвалил Мустафу старшина, – знает, когда надо появляться.

– Правильно, – подхватил Соломин, – настоящие разведчики никогда к обеду не опаздывают. Если же опаздывают, то это не разведчики. Даже не пехотинцы и тем более не артиллеристы.

На землю, у боковины клуни, кинули плащ-палатку, расправили её – получилась скатерть-самобранка. Мустафа вытащил из «сидора» две банки тушёнки, полбуханки хлеба и бутыль, заткнутую газетной пробкой, аккуратно расставил продукты на плащ-палатке.

Видя такое дело, из-за облаков выглянуло любопытное солнце – интересно сделалось, чего там задумали неспокойные люди, откуда у них взялась бутылка?

Про кулеш, который притащил в ведре сержант, светило знало все, и про консервные банки тоже знало все, а вот насчёт бутыли не ведало ничего, и что там плескалось, тоже не ведало, раздёрнуло плотные серые облака пошире, забралось в прореху целиком, будто в таз для мытья.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уроки счастья
Уроки счастья

В тридцать семь от жизни не ждешь никаких сюрпризов, привыкаешь относиться ко всему с долей здорового цинизма и обзаводишься кучей холостяцких привычек. Работа в школе не предполагает широкого круга знакомств, а подружки все давно вышли замуж, и на первом месте у них муж и дети. Вот и я уже смирилась с тем, что на личной жизни можно поставить крест, ведь мужчинам интереснее молодые и стройные, а не умные и осторожные женщины. Но его величество случай плевать хотел на мои убеждения и все повернул по-своему, и внезапно в моей размеренной и устоявшейся жизни появились два программиста, имеющие свои взгляды на то, как надо ухаживать за женщиной. И что на первом месте у них будет совсем не работа и собственный эгоизм.

Кира Стрельникова , Некто Лукас

Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Любовно-фантастические романы / Романы
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза