Разбитое зеркало (сборник)

Полосу бойцы Тихонова пересекли удачно, не засветились, нырнули в захламленную балку и, уже находясь там, увидели в воздухе четверку хищных «мессеров», идущих на малой высоте. Судя по рыскающему полету, немцы на кого-то охотились. И точно. В полукилометре от залегшей группы они выгнали из канавы двух красноармейцев с винтовками и, подстегивая их короткими пулеметными очередями, заставили бежать в сторону громыхающих вдали танков.

Один из красноармейцев бежал шустро, привычно творил зигзаги – возможно, уже побывал дичью в подобной охоте – пилоты люфтваффе любили гоняться за усталым и оборванными людьми, как правило, – окруженцами, потерявшими надежду выйти к своим, – и не отставали до той минуты, пока бедняга, просеченный очередью из крупнокалиберного пулемета, не падал бездыханным на землю.

Крупный калибр плоть не щадил, всадившаяся в человека пуля могла легко оторвать ему голову, отрубить половину плеча или превратить в мясную рвань бок. Тихонов видел, как самолетные пули делили человека на страшные, плюющиеся кровью куски, – даже воздух на несколько мгновений делался красным, запах его сдавливал глотку.

Первый красноармеец бежал проворно и рисовал зигзаги, а второй, тяжело скребя кирзовыми сапогами по земле, вдруг остановился и, сдернув с плеча винтовку, саданул из нее по винту накатывающегося сверху верткой машины.

Он хотел сквозь винт просадить колпак пилота и попасть в летчика.

Не получилось. Красноармеец присел на колено, сделал второй выстрел. Почти в упор в ревущую громадину, наваливающуюся на него из воздуха почти вертикально – слишком увлекся немецкий пилот, пытаясь едва ли не таранить русского солдата.

Дал одну очередь, вторую – не попал. Попал с третьего раза, когда выводил «мессер» из вертикального полета, пехотинец сам насадился на пулеметное дуло, немцу оставалось только надавить на гашетку.

Немец и надавил. Брызжущая дымом и рыжей, словно бы электрической капелью струя всадилась точно в русского солдата, просекла его в нескольких местах, вырывая из тела целые ошметки, пехотинец задрал голову, стало видно его крупное небритое лицо, черный, беззвучно распахнутый рот, искаженный болью, некоторое время он бежал по инерции, даже руками взмахивал, помогая себе в беге, потом изо рта выплеснулся целый фонтан крови и красноармеец ткнулся головой в сухую жесткую пыль.

Напарника его, также извлеченного из укрытия, не было видно, Тихонов глянул в бинокль и очень скоро нащупал два стоптанных сапога, торчавших из мелких грязных кустиков, – смерть тот принял на несколько мгновений раньше своего товарища.

Покрутившись немного над разбитой местностью, «мессеры» пронеслись над балкой, где лежали тихоновские бойцы, ничего подозрительного не засекли – скорость помешала, раздвинулись малость, чтобы не зацепить друг друга плоскостями и понеслись дальше – продолжать охоту.

– Подвесить бы их за мошонки, – лежавший рядом с Тихоновым сержант Стренадько выругался и, отвернув голову в сторону, сплюнул, – чтобы мозги свои просушили.

– Бесполезно, этим людям уже ничего не поможет, даже могила. Они и на том свете будут убивать беззащитных – порода такая.

– И вывел же кто-то эту породу…

– Кто вывел – известно.

– Пора идти, товарищ лейтенант.

– Рано еще. «Мессеры» скоро вернутся.

– Разведка доложила, товарищ лейтенант?

– Да повидал кое-чего на фронте, – Тихонов усмехнулся невесело, – если бы не видел сам, то, наверное, и не знал бы.

Он оказался прав. Минут через десять «мессеры» с желтыми, испачканными маслом фюзеляжами, дребезжа, на высокой скорости пронеслись над измятой танковыми траками местностью, километра через три, прежде чем обратиться в шустрых небольших стрекоз, свернули налево и удалились в сторону Волги.

Сделалось тихо, ничего не стало слышно, даже глухой, не прекращающейся на востоке глухой канонады – там немцы пытались пробиться к Волге, да из попыток их ничего не получалось, всякий раз пролетали мимо, словно пара грязных чертенячьих кошелок над церковью.

– Мда-а, – горько протянул Тихонов. – Четыре самолета на двух полубезоружных солдат… Это какие же мозги должны иметь летчики? Что у них в черепушках?

– Плохо проваренная каша. Шрапнелью называется, – угрюмо пробурчал Стренадько. – Причем заправлены черепа такой шрапнелью, что ее никакая камнедробилка не возьмет.

– Если закачать жидкую перловку, то тоже ничего хорошего не получится. Ну, все, пошли дальше.

– Скорее бы добраться до наших, – вздохнул с зажатой тоской Стренадько, – своих увидеть очень хочется. Надоели фашистские рожи.

Двинулись дальше.