Разбитые часы Гипербореи

На месте проводилось следствие. Вел его Касимов Виктор Степанович. Анфиса рассказала ему все как было. Было установлено, что Герберт Аппель умер от инфаркта. Касимов сначала смотрел на нее недоверчиво, потом немного смягчился. Допрашивал он ее долго; как понимала Анфиса, ему важно было найти какое-то несоответствие в ее словах, поймать на несостыковке. Она рассказывала все как есть, стараясь ничего не упустить. Рассказывая, она снова и снова вспоминала все, что произошло, и погружалась в кошмар, от которого хотелось бы поскорее избавиться…

Мысли Анфисы вернулись к сегодняшнему моменту.

– Так ты называешь меня дурочкой! Скажи проще – идиотка! – весело откликнулась она.

– Так я о тебе никогда не скажу, – серьезно сказал Лавочкин. Он был у Анфисы дома. Она забралась в кресло с ногами. А он готовил на кухне кофе. Вот с чашкой ароматного напитка появился перед ней.

– На том спасибо!

– Неужели тебе не было страшно?

– Было! Еще как! Но страх надо перебарывать. Иначе…

– Могла бы сказать мне!

– Ты бы стал отговаривать…

– Непременно!

– Вот видишь! – Анфиса взяла у него чашку и, обхватив ее ладонями, замолчала.

– О чем думаешь?

– О своей бабушке, о ее тайнах. О том, что она ничего мне не сказала…

– И твоим родителям? – Анфиса бросила на него странный взгляд, но ничего не ответила. Лавочкин осекся. Это была запретная тема. Родители Анфисы трагически погибли, она не любила об этом говорить и вспоминать. Вернее, даже не хотела. Он старался обходить эту тему…

– Не знаю. Теперь уже ни у кого не спросишь…

– Ну, как тебе вообще в голову пришла эта мысль? Взять и поехать туда!

– Ты будешь смеяться, – начала Анфиса…

– Ничуть! – быстро ответил ей Лавочкин. – Ты же знаешь, я над тобой никогда не смеюсь.

– Я почувствовала странный зов… Мне приснился сон… – она замолчала.

– Сон?

– Да… мне приснились озеро, пещера, тогда я поняла, что это неизбежно… Есть вещи, которые сильнее нас. Понимаешь?

– Анфис! – с чувством сказал Лавочкин. Он подошел к ней ближе. – Я понимаю, что я для тебя – что-то вроде чемодана без ручки…

– Лавка! – сердито воскликнула Анфиса. – О чем ты?

– Нет-нет, – скороговоркой сказал Валя, – я все понимаю. Ты яркая, красивая, умная.

– При чем здесь это…

– Я обычный человек…

– Прекрати! Ты один из самых лучших… это не пустые слова… Ты всегда придешь на помощь. На тебя можно положиться… Разве этого мало?

– Не знаю… для такой девушки, как ты…

Анфиса со стуком поставила чашку с кофе на пол.

– Я прошу, Валя, сейчас не время. Я так нервничала, устала. Давай самобичеванием займешься в другой раз.

– Я все понимаю… – сказал он грустно, – почти все.

– Нет. Ты не понимаешь. Есть же выражение: неисповедимы пути Господни. Мы не знаем, не ведаем, что будет завтра, к чему мы придем. Что с нами будем. Мы можем только надеяться и верить…

– Раньше я не слышал от тебя таких слов.

– Раньше! Мне кажется, то, что произошло со мной, никогда не вернет меня к себе прежней. Я стала другой…

– Но это хорошие перемены?

– Пока не знаю…

– Если что – я рядом.

– Я знаю… Вообще, этот край… эти пещеры… То, что я там увидела… – Анфиса замолчала. Она понимала, что даже своему близкому другу Лавочкину она не имеет права рассказывать все.

Есть вещи, о которых лучше молчать… И еще… она вдруг поняла, что ничего не закончилось. А возможно, только начинается. Но это все надо осмыслить, понять. Обдумать все одной. В тишине. Ей вдруг страшно захотелось поехать к себе в Ораниенбаум в бабушкину квартиру, попытаться обнаружить там то… о чем она еще не знала. Покопаться в старых бабушкиных бумагах. Она смотрела их мельком… Может быть, настало время все изучить более тщательно?

Но она сделает это сама… Лавочкина она не станет пока ни во что впутывать… милый, милый Валя! Она почувствовала к нему нежность и умиление…

– Валя, сядь рядом.

Он подошел и сел у ее ног. Анфиса погладила его по голове.

– Как хорошо иметь старых друзей.

– Надеюсь здесь акцент не на слове старый. Я еще не чувствую себя развалиной.

Она рассмеялась.

– Конечно нет! А теперь свари мне еще чашечку кофе, у тебя это здорово получается.

* * *

Павел Рудягин и Светлана Демченко ехали в машине и молчали.

– Ну что скажешь? – первым не выдержал Павел.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – философски откликнулась Светлана.

– Столько трупов, ты считаешь, что хорошо.

– Для нас, следователей, раскрытое дело – всегда хорошо. Даже прекрасно. Это значит, мы сделали свою работу и теперь можем передохнуть.

– Хорошо, что Урусваев раскололся и признался во всем.

– Да. Поучительная история. Зачин как в сказке: жили-были четверо друзей…