— Очень трогательно, но, Рейнер, мы уже сказали, что никуда не пойдём. Это наш магазин, а сейчас разгар рабочего дня. Мы…
— Аппарируй, Джордж, — оборвал его речь Фред, не сводя глаз с Николь.
— Но…
— Мы уходим. Сейчас, — с нажимом сказал Уизли, переводя взгляд на брата. — Ничего не случится, если мы устроим один незапланированный выходной. Аппарируй.
Джордж несколько секунд сверлил брата взглядом, но сдался.
— Ладно! Так и быть, уходим.
— Спасибо, — сказала Николь и перехватила взгляд Фреда, который также был полон благодарности вперемешку с недоверием.
Хлопок. В магазине она осталась одна. Николь вздохнула и медленно поплелась на первый этаж, а затем и на улицу, стараясь не заплакать. Терпеть боль становилось невмоготу.
Свежий воздух не помог. Да и назвать свежим его язык не поворачивался. Запах гари, пота и крови. Запах смерти витал в воздухе.
Люди разбегались, кричали, прятались за горящими поленьями.
Вокруг рушились дома, медный запах крови забивался в ноздри, а слёзы и мольбы о помощи вызывали лишь отвращение.
Эти люди были жалкими. В своих утопающих чувствах они забывали о близких, мечтали лишь о собственном спасении. Никто из них не готов был отдать свою жизнь за другого, никому и в голову не приходило выскочить вперёд и просить об этом одолжении.
Николь тщетно пыталась найти Драко. Из знакомых рядом был лишь Долохов, но это не доставляло облегчения. Он сражался, уничтожая всех своих соперников. Николь его боялась. Николь им восхищалась.
Боль, голод, война. Кричащие жертвы и пленники, срывающиеся с конца палочки красные и зелёные лучи, изредка разбавляемые глубоким фиолетовым или пронзающим насквозь голубым. Хлюпающая под ногами кровь, поломанные кости и жестокие захваты, крики, планы, стратегия, одна победа за другой. Высокие чёрные сапоги, давящие чужие пальцы. Холодные глаза, выпытывающие всю информацию, что только может дать оппонент, без применения магии.
Боль, усталость, одиночество. Проклятье за проклятьем оставляло шрамы на бледной плоти, глаза Долохова наполнились непоколебимым холодом жестокости, а вся сострадательность затерялась где-то на радужке, спряталась замызганной и выкинутой в глубине сознания, изредка тонким голоском напоминая о себе. Тонким, хрупким, почти что неживым, но заставляющим его останавливаться и вспоминать о том, что такая профессиональная боевая машина имеет право на чувства. Действия под фактором человеческих эмоций.
Боль, крики, страх. Сегодня погибали дети, сегодня готовился пасть огромный оплот надежды магической Британии. Стычки вспыхивали на разных концах страны, ставя на колени не ожидающих такого резкого наступления волшебников.
Люди плакали, люди кричали, люди молили о пощаде. Они раздражающе громкие, визгливые, шумные. Все такие одинаковые в своем бьющемся желании жить, что Долохов отплёвывался от горького привкуса на языке и забывался в жестокости. Он не трогал детей, но они всё равно лезли в гущу событий, попадали под рушащиеся стены и прыгали под зелёные лучи. Они бездумные и надоедливые.
Пыль летела на него со всех сторон и оседала неприятной плёнкой на коже. Он дёрнул уголком губ, поджигая сигарету и с лёгкостью уклоняясь от неуклюжего заклятия какого-то юного аврора, только вчера выпустившшегося из школы, даже не останавливаясь, чтобы разобраться с ним.
Дети. Это всего лишь дети, которым очень резко пришлось повзрослеть. Которые видели в этом единственный выход, данный им наступающими взрослыми боевиками.
Долохову не было их жалко. Он вообще ничего не чувствовал, просто обходил их стороной и отбрасывал лёгкими проклятиями. Не было смысла тратить время и силы на неразумных юных магов. Не было желания, потому что интереснее всего вступать в бой с кем-то взрослым. Тогда у него были все шансы потешить своё самолюбие победой, испытать щекотку адреналина где-то в горле и отыграть магией всю внутреннюю злость на ком-то, копящуюся и душащую его.
На его лице красовалась улыбка, которую Николь с радостью стёрла бы, будь у неё такая возможность.
Грохот и крики прекратились. Тишина была оглушительной, неестественной на фоне животной бойни.
Николь запрокинула голову вверх и увидела облака — тяжёлые, серые, печальные, как и вся её жизнь.
Разве она виновата хоть в чём-то?
***
За окном Хогвартса сгущались осенние сумерки, и ветер воевал с листьями высящихся во дворе деревьев, зато приятно пахло дождём. Малфой битый час наблюдал за стекающими по стеклу каплями, редко касаясь дорожек худыми пальцами. Лицо пересекал свежий шрам, а из обезболивающеего был только огневиски, который уже осточертел. Настроение полностью соответствовало погоде за окном.
Крэбб и Гойл жутко храпели, хотя до отбоя был ещё час. Просили разбудить их, если ему понадобится их помощь. Они же «друзья»! Но это просто мираж. Дым в глаза. Фикция.
Драко просто хотел быть значимым.
Он просто хотел быть кому-то нужным.
Малфой ударил ладонью по столу, резко поднялся и пошёл на выход из гостиной. Он не видел Рейнер с начала операции и должен был убедиться, что с ней всё в порядке. Обычная дружеская забота.