Разбитые острова

Вспоминая теперь об этом, Джеза поняла, чем ей нравилось работать с Лимом. Он был очень эмоционален, его волновало не только что она думает, но и что чувствует во время работы. К ее мыслям он прислушивался как к своим собственным, он доверял ее интуиции и ни разу не отверг ни одной ее идеи, какими бы бредовыми они не казались. Он улавливал оттенки ее мыслей и настроений, а еще ее завораживал его акцент уроженца Варлтунга и скуластое лицо. Оглядываясь теперь назад, она не сомневалась, что испытывала к нему глубокое, искреннее чувство. Ничего подобного в ней не вызывал ни один мужчина. И уж конечно, не Дигси – она прекрасно отдавала себе отчет в том, что их отношения основаны на плотском влечении, не более того. А вот Лима подобные вещи, похоже, не интересовали: он никогда не говорил ни о любви, ни о женщинах. Его страстью были открытия. Джеза любила его за непредсказуемость. Несмотря на ее научный склад ума, Лим так и остался для нее загадкой.

И почему я тогда молчала?

При свете дня, заливавшего помещения фактории сквозь большое круглое окно верхнего этажа, ребята принесли со склада черный лоснящийся панцирь и разложили его на рабочем столе.

Разделив его на несколько больших частей, они долго перебирали фрагменты, решая, на чем лучше остановиться; наконец выбрали нагрудную пластину.

– Надо начать с нее, – сказала Джеза, – ведь она закрывает все жизненно важные человеческие органы…

– Говори за себя, – фыркнул Корен, схватившись рукой за промежность, словно для того, чтобы всем было понятнее, о чем он.

– Дурак, – вздохнула Джеза. И продолжила развивать свою мысль: – Она прикроет главное: сердце, легкие, все то, что нельзя подлатать на поле боя.

Джеза зажигала фонари, пока Корен и Дигси собирали реликвии и инструменты. Потом она принесла из комнаты Лима его блокноты, и еще целый час они разбирали его подробные записки, большая часть которых представляла собой инструкции к разным реликвиям.

– Ты в порядке? – спросил ее Дигси. – Какая-то ты расстроенная.

– Я просто думаю, – ответила она. Неужели она и впрямь все еще переживает смерть Лима? Странно было видеть слова, написанные его рукой: ей казалось, будто он жив и снова рядом, и это ощущение было столь сильным, что ей приходилось напоминать себе, что он умер, его больше нет. Я должна его отпустить.

Две реликвии промышленных размеров подтащили и поставили по обе стороны от панцирной пластины. Реликвии были известны как халдороры. «Истинное слово» – так в переводе назывался этот механизм, который помогал транслировать и ретранслировать любые предметы, а при необходимости и дублировать их в любой форме и в любом виде, по желанию того, кто управлял им. Механизмы были ростом с Джезу, их корпуса из серебра и меди покрывали письмена, подобных которым они не видели ни в одной книге и, уж конечно, не могли прочесть.

Джеза настроила механизмы по инструкциям Лима – рассчитанным, правда, на живых существ – и передвинула один чуть дальше, так, чтобы они не стояли точно друг против друга, как раньше. Затем она изменила частоту и другие параметры на всех шестнадцати датчиках, которые они пристроили к приборам сами, в основном методом проб и ошибок.

Для активации реликвий требовалось ввести бронзовый цилиндр длиной с ее руку в щель на задней панели. Процесс этот вызвал немало грубых шуток и примитивного веселья со стороны Корена. Дигси сделал то же со вторым механизмом, и вскоре паутина пурпурных лучей окутала весь панцирь и заиграла в воздухе над ним. Джеза всегда восхищалась этим явлением, ведь всякий раз, когда фиолетовые искры с треском рассекали пространство, срабатывала древняя магия, и ее волшебный свет перекрывал бездну в десятки тысяч лет. Все ее соратники молчали, никто не шутил, не переговаривался: процесс требовал сосредоточенности.

В подтверждение теории Лима рядом с первой панцирной пластиной начала проявляться вторая. Когда она материализовалась полностью, окруженная отдельной сетью фиолетовых искр, Джеза выключила один механизм, Дигси – второй. Погудев немного, реликвии смолкли, оставив лишь запах паленой кожи да легкий дымок, как будто чиркнули спичкой.

Джеза и Корен приблизились к клонированному объекту и склонились над ним, ожидая, когда рассеется голубоватый дымок. Наконец Корен поддел его сначала металлическим прутом, убеждаясь, что объект настоящий, что это физический предмет, а не какая-нибудь иллюзия; позже, уже с большей уверенностью, он коснулся его пальцем.

– Тепленький еще, – отметил он и подождал, пока Дигси и Джеза отволокут холдороры подальше.

Только тогда Корен взял оригинальную пластину в одну руку, а ее копию – в другую. Остальные молча наблюдали за ним. Он помотал пластинами из стороны в сторону, повертел их в воздухе:

– На вес одинаковые, на ощупь тоже.

– Сдается мне, Лим никогда не ошибался, – произнес Дигси.

– Мы покажем это военным? – спросил Корен и положил пластины на пол. Остальные смотрели на Джезу, ожидая, пока она заговорит. Ощущение было для нее новым, но не сказать, чтобы неприятным.