Разбой

Свет, сменивший мрак, было невозможно описать. Вся теневая сторона луны озарилась сиянием, многократно превосходившим солнечное, золотым, пурпурным, аконитовым, аспидным, и синим. Каждая гора, трещина, и камень были освещены со сверхъестественной ясностью и красотой. «Таким, наверно, видели наш мир Четырнадцать», решил Фейнодоксо. Свет нёс и жар, ощутимый даже сквозь скафандр. Луна затряслась. Вряд ли можно было почувствовать ударную волну в разреженной атмосфере, но движение газов, произведённых самим взрывом, было безусловно ощутимо.

Свет померк. В мезофонах затрещало.

– Есть! Получилось! Кром! Вышло! Вот он, день истины! – закричало сразу несколько голосов.

– Не просто получилось, а приблизительно на четверть мощнее, чем Фейнодоксо рассчитал, – сообщил Поволян. – Подумаем, почему. И такой вспышки я не ожидал.

Фейнодоксо поднял забрало и глянул в кратер. От башни, на которой стоял заряд, не осталось и следа. Более того, внутри большого кратера образовался ещё один, дно которого слегка светилось. Учёный помог оставшемуся без щита Дасо встать, приложил шлем к шлему, и спросил:

– О чём ты думал перед взрывом?

– Думал, что буду делать, если отсчёт кончится, и ровно ничего не произойдёт? – архон засмеялся, поднимая сперва решётчатое, а за тем и зеркальное забрала.

– Помогите мне кто-нибудь, – сдавленно прозвучал в мезофонах голос Ардерика.

Дасо тронул Фейнодоксо за локоть. Оба неуклюже попрыгали к луноходу. Ардерик скорчился, пытаясь, насколько позволял скафандр, обхватить голову обеими руками. Фейнодоксо заглянул ему в забрало…

Рен тронула Фейнодоксо за руку.

– Кая, проследи, чтоб Самбор с Вамбой не уронили тушу на угли, – сказал мистагог. – Вы дальше веселитесь, а мы пойдём спать. Не для этого вечера мой рассказ.

Мистагог зевнул и глянул на небо, где Лось-звезда неспешно вершила свой путь над северным гребнем горы Посуга́йо: время шло на третий час пополуночи. Поднявшись на второй ярус дома, Фейнодоксо совершил нехитрое омовение, съел с полдюжины уже ждавших его лекарств, запил прохладной водой, налитой в кружечку из глиняного кувшина, и отошёл ко сну.

Он проснулся от собственного барахтанья во сне, заодно разбудив и Рен.

– Что снилось? Опять Ардерик Обезображенный? Всё себя простить не можешь?

– Если б я ему ещё раз вовремя сказал…

– У танов с венедами есть одно очень полезное высказывание, – освещённая рассветной Сунной через панорамное окно Рен приподнялась на локте и посмотрела мужу в лицо. – О сделанном не жалей.

– Я это немного не так слышал. Жизнь надо прожить так, чтоб на смертном одре, жалеть было не о чем.

– Верно смысл не совсем тот же. Кстати, как дела у Ардерика? Он всё на западном берегу?

– Да, и на этот раз, не зря мне приснился. Ему и пошлём перепроверить Самборовы уравнения. Я всё-таки ядерщик, а у венеда как раз моей науки мало, больше плазмодинамики. К тому ж, у Ардерика в эргасте́рии[104] тоже имеется токамак[105]. Пойдём, сделаем омовение.

– По очереди, – Рен посмотрела на часы.

– Так вместе быстрее выйдет?

– Знаю я тебя, быстрее не выйдет, а войдёт.