Разбой

– Не вису, и не былину. Я не скальд, я рапсод. Про Мельдуна будет в песни «Падение Бунгурборга», а песнь станет частью эпической поэмы. «Мельдун криптограф призвал… На чолдонцев проклятие Крома…»

Сетник приоткрыл глаза – кто-то через него перелезал. Впереди, Агенор пару раз негромко провёл по струнам теорбы, но не стал играть, как будто что-то ему не понравилось.

– Сейчас, сердце ей проверю, – Акерата склонилась над Ормхейд с фонендоскопом. – Потом настрою. Тихо все!

Вытащив наконечники прибора из ушей, повитуха обвела внутренность броневоза тяжёлым взглядом.

– Неууто помеууа? – спросил лежавший на носилках по другую сторону от девы раненый с перевязанной головой.

– Да нет, ритм ещё хуже пока не стал, и в лёгких жидкости не слышно. Как Кромвард наяривает, может, и живой её в Щеглов Острог привезём, если с поворота в Кемнадер не слетим. Только нет у меня веры, что в том ей услуга. Передай теорбу, да не убей никого, а как настрою, спой что-нибудь не самое эпическое. Сетник, пить хочешь?

– Хочу, – оценив своё состояние, признал подстаршина.

– Вигдис, дай ему Кибелова чимара.

– Ладо, подними голову!

Послышалось бульканье, и Вигдис поднесла к Сетникову рту крышку-стаканчик от термоса. Из неё поднимался пар с очень странным запахом.

– Это точно чимар, а не лыжная мазь? – осторожно спросил подстаршина.

Агенор потянул носом:

– Кибел-паромщик в чимаре толк знает, оказывается! Это бунунский, отборный, живительный! Листья коптят над дровами из горной сосны! Вигдис, доченька, и мне налей! Кромвард, где у тебя были кружки? Ещё кому?

Пока Акерата настраивала струны, Сетник и рапсод пили чимар – больше никто не осмелился к ним примкнуть. Напиток действительно оказывал живительное действие – настолько, что Сетника разобрало любопытство, и он приподнялся на локте и отодвинул одеяло, чтобы посмотреть на свою ногу. Штанина портов была отхвачена ножницами, рану покрывал небольшой пластырь, из его середины почему-то торчала прозрачная трубочка.

– Вигдис, особо с ним не няньчись, – присоветовала повитуха. – Больше полутора кружек крови твой ладо не потерял, дёшево отделался.

– Так, только как вообще пуля может пробить добрый сиилапановый доспех, да ещё почти навылет? – недоуменно вопросил Самбор.

Он сидел за левым пулемётом, рядом с Кромвардом.

– Посмотри на пулю, вон она в гадюшничке, – скрытый за ящиками с боезапасом водила протянул назад жестяную коробку, ранее стоявшую на полке перед бронестеклом.

– Что за незадача? – схоласт поднёс выловленную в коробке пулю к носу, потом подбросил её и поймал, и наконец куснул. – Бронебойная! И с фторопластовым покрытием! Откуда у дикарей такие пули?

У подстаршины имелись вполне определённые предположения на этот счёт, основанные на наличии у ныне покойного Муховора деловых отношений, требоваваших отправки небольших, но увесистых грузов через леса на восток, под покровом ночи.

– Держи! – Акерата протянула теорбу рапсоду. – Не эпос!

Агенор не без труда пристроил саженную вишнёвого дерева шею с ладами под углом, чтоб не касалась потолка, и заиграл. Звук, совершенно заполнивший тесную внутренность броневоза, оказался глубоким и бархатным, а напев – узнаваемо полузабытым. Прокуренно улыбнувшись Акерате, рапсод запел:

– «Счастия той, кого так люблю,
Хоть чувство не нашло ответ,
Все мысли о ней, и сладка моя грусть,
Пускай надежды нет.»[265]

К Агенору присоединилась Вигдис:

– «С глаз тебя долой,
Ты сгубила мой покой,
Так сброшу страсти гнёт.
Тщусь тебя коснуться,
А надо бы проснуться,
Ведь ты – запретный плод».

По трезвому рассуждению, старинная песня уместнее звучала бы под сводами пиршественной палаты в каком-нибудь замке на высоком меловом берегу Энгульсея, но звуки необъяснимо слились в гармонию с пыхтением двигателя, свистом ветра, скрипом распорок ободранного кузова, и металлическими лязгами цилиндров на тросе. Линбьорг-рот на молнии стала подпевать, даже в глазах Антилепто кратковременно блеснула искра жизни.

Теорба отыграла, рапсод спросил:

– Теперь что споём? Может, и сыграет кто?

Сетник мог бы и сыграть, но единственная песня, что приходила на ум, была почему-то «На семь замков запирай вороного, выкраду вместе с замками[266]

«, что могло навести слушателей на мысли.

– Сыграй-ка любимую Ружанину про Ре́рик-город, – сказала Акерата.

– Рерик? Где это? – удивился Кромвард.

– На дне Янтарного моря! – ответил вместо вестницы Самбор, обернувшись назад.

– Как на дне?

У схоласта был вновь готов ответ, но Акерата остановила его движением руки. Агенор вновь заиграл, и вестница запела, с хитринкой взглянув на Самбора: