Разбой

Воевода замолчал и подпёр подбородок кулаком. Несебудка задумалась: как он выглядел в молодости, с волосами на голове? Волосы были, скорее всего, рыжие или тёмно-русые, но сейчас череп воеводы неравномерно покрывала поросль щетины цвета местами покрытой ржавчиной стальной проволоки. Как знали все поветы вблизи Гнёва, раз в неделю Вратислав подравнивал эту «причёску» машинкой для стрижки овец. С волосами он был бы, пожалуй, изрядно хорош собой, даже со слегка свёрнутым на сторону носом и лучевой отметиной через левую щёку, но видных длинноволосых мужей в западном Гардаре если и не водяному пруд пруди, то уж точно домовому на полати не вскинуть, а такой воевода водился только в Поморье. Малость облезлый, зато наш, умом да силой взял, и другого такого нет. Так решив, ключница в который раз подивилась на чудовищный шрам на Вратиславовом левом предплечье, а заодно и на то, что у локтя воеводина рука была ещё примерно в три раза шире, чем у запястья.

– Гость дорогой, чимара ли тебе, ергача ли свежего, а то пива, или мёда ставленого? – спросила Несебудка.

– Да не буду те во бремя, Несебудушка, – учтиво отказался тот.

Воевода поступился ергачом зря. Напиток был уже сварен, а зёрна для него вздорожали за последние месяцы вчетверо, да и по такой цене найти нелегко. То же казалось практически всех припасов, что не производились в Поморье. Мысленно неодобрительно засопев, повариха отошла за приспешный каток[293], где лежали уже очищенные, но ещё не порезанные черешки ревеня, стояли кувшинчик с мёдом, плошка свежего творога, и закрытый притёртой пробкой пузырёк с толчёным черноцветом, вопреки названию, белым, и тоже непомерно вздорожавшим. В кухню вошёл отрок, неся под мышкой свежеперелуженный таз для варки варенья, повесил таз за ручку на крюк, и бросил любопытный взгляд в сторону стола, за которым сидели мечник и воевода. Простительно, не в каждой кухне можно так вот запросто встретить воеводу всего Поморья, и к тому же неплохого колдуна, знающего массу заветных слов, чтоб мать сыра земля берегла.

– Стройко, – Несебудка потянула отрока за рукав, дабы привлечь его внимание. – Пойди на птичник, принеси мне полторы дюжины утиных яиц, да смотри, чтоб свежих и без зародышей! И скажи Руське, пусть просеет три марки пшеничной муки, две ячменной, смешает вместе…

Сразу после упоминания Руськиного имени, Стройко заторопился к двери.

– Только чтоб сперва посуду насухо обтёрла! – только и успела напутствовать повариха.

Кого б теперь послать за маслом на маслобойню? Разве что Самбора? Он недавно починил электродоилку, и с маслом помог бы, конечно, но как-то не по обычаю при поморянском воеводе посылать гнёвского мечника за маслом… Против обыкновения, Самборова беседа с воеводой не клеилась – словно Вратислав говорил не совсем о том, о чём хотел, и оба собеседника это чувствовали. Несебудка взяла колошенский зубчатый нож и принялась резать ревень на вершковые кусочки в плоском тареле, чтоб сок не пропал, переключившись на размышление, не стоило бы несколько диалептов размягчить начинку на сковороде, прежде чем класть в пирог. Может, и стоило, но сперва сделать тесто и поставить на холод. За спиной поварихи, что-то зашуршало, потом заскрипела дверца одного из поставцов. Или в замке завелась гигантская мышь, падкая на пряники, или…

– Дубынька, – не оборачиваясь, сказала повариха. – Больше двух не воруй, а сопрёшь, пойди на маслобойню, принеси мне три марки масла, да сперва руки вымой!

– Я один для Геалы сиротки! – начал оправдываться Дубыня.

– Хоть для Дакриодоры, вечно печальной девы, только руки вымой!

Молчание за кухонным столом наконец нарушил Самбор:

– Ты прав. Я как увидел Меттхильд тем летом на Вармской косе, так и понял, что влип. Как сейчас помню, сидит на корточках у моря, ищет янтарь, а платьице беленькое в горошек, и подол мокрый.

– Вот и я… – Вратислав покачал головой. – Так что вы с Гормом урядили, и скольких ватажников тебе дать?

– Ватажников хоть вовсе не давай, столько добровольцев напросилось в поход, замок лопнет!

– Ралландцы?

– Ралландцы, альбинги, и всё брусовское рушение. Дай ракетные огнемёты и огнесмесь. По пути поставим на коннахтские башни. «Тыллю» ещё два дня хода через море.

– Дам. Хоть все бери – не любы они мне. На что она, огнесмесь?

– Круг земной слегка поотчистить от всякой заразы.

– Круг земной отчистить, в Поморье огнесмеси не хватит.

– По-твоему, раз весь нельзя отчистить, так из-за куска не стоит и стараться?