Разбой

Висевшая под тем самым крылом-аэростатом, наполненным взрывоопасным газом, открытая сверху плетёная скорлупка, обтянутая для обтекаемости той самой промасленной шерстью, скрипела на ветру. В неё едва вмещались трое путешественников, их нехитрые пожитки, и картечница. Последняя как раз не вызвала одобрения венеда: «Четверть вершка, для чего бы? Если пчела за нами погонится? Так в пчелу попадёт – отскочит»!

– Никто точно не знает, что с ним вышло, – Самбор вздохнул. – Не нашли ни стратоплана, ни тела. Лётчики народ суеверный, одни говорят, долетел до Альвхейма[121], а другие клянутся, что до сих пор так и летает, и что сами его видели.

Кая вспомнила «Ночной полёт» и «Звёзды над песками» и мысленно согласилась, что такой удел очень подошёл бы для ярла Виламира. Ему – вечно летать, а Гатлайте из Гуаймо́ко – вечно ждать, смотря с башни замка на дымку над аэродромом.

«Таков закон: всё лучшее в тумане,
А близкое иль больно, иль смешно.
Не миновать нам двойственной сей грани:
Из смеха звонкого и из глухих рыданий
Созвучие вселенной создано».[122]

– Почто ж прямо так врать? – Вамба схоласт был, похоже, другого мнения.

– Не врут они, сдаётся мне. Особенно кто летает на стратопланах. День, другой летишь один над облаками, и начинаешь видеть вещи. Один из моих учителей, Видальд Змей, рассказывал, как ему примерещилось, что рядом с ним летит…

– Виламир? – спросила Кая.

– Нет. Свинья.

– С крыльями? – астроном улыбнулся и наконец разжал пальцы правой руки, отпустив краешек сиденья.

– Нет, свинья как свинья, толстая, в кожаной куртке, в лётных очках, и за штурвалом здоровенного красного гидроплана.

– Если б он увидел Виламира, вышло бы красивее, – разочарованно сказала Кая.

– Кто его увидел, говорят, долго не заживается.

Чуть подумав, Самбор добавил:

– Ещё говорят, парящего ярла может увидеть только настоящий лётчик. Короче, живи он в одно время с Йокки Законоговорителем или Веландом Кузнецом, и у лётного промысла был бы свой бог.

– Я вспомнила, откуда эти слова! – обрадовалась Кая.

– Какие? – удивился Вамба.

Вместо ответа, дева напела:

– «Но пуля-дура вошла меж глаз
Ему на закате дня.
Успел сказать он
И в этот раз:
“Какое мне дело до всех до вас,
А вам до меня”»?[123]

– Точно! – Вамба отцепил и левую руку. – «Трещит земля, как пустой орех, как щепка, трещит броня»!

– Только песня та была про не про правильного смертного, а про бешеного коннахтского берсерка, – Кая задумалась. – У нас, тиван, наоборот, взаимовыручка в обычае, как раз с великой зимы.

– Верно говоришь, – Самбор кивнул, не оборачиваясь. – И не только про тиван. Везде в земном круге, кто пёкся о своей шкуре вперёд всего, Фимбулвинтер не пережил. Да что наша порода, звери, кто поумнее, и те друг другу помогают, волки там, бутылконосы, или вон слоны. Смотрите!

На дне долины, по-над которой летел синороплан, несколько винландских слониц внимательно следили за лесом, пока на отмели у ручья неуклюже резвились два слонёнка. Одна из слониц подняла голову вверх, направив длинные, слегка изогнутые бивни в направлении воздушного корабля, и затрубила. Звук донёсся до Каи сквозь свист ветра в снастях, скрип ивовой плетёнки, гудение оболочки, стрёкот двигателей, и шипение пара.

– Вот и не возьму я в толк, откуда это берётся?

– Может, жлобство – как икота? – предположила Кая.

– В смысле, что жлобу икнётся? – Вамба окончательно освоился на борту синороплана.

– И это тоже, но Гелвира биолог нам рассказывала, что икать первыми научились рыбы, на случай, если в жабрах застрянет песчинка, чтоб обратным ходом воды её вытолкать. Жабр давно не осталось, всё икаем, и жлобство, наверное, тоже что-то с тех времён, когда наши предки кусались и на четвереньках бегали.

– Отец мне поведал, псоглавцы, что в Синей земле… – Самбор остановился на полуслове, постучал ногтем по одному из манометров, поднял голову вверх, и потянул за ремённую петлю.

Позади корзинки, вмещавшей путешественников, в крыле открылись подпружиненные створки. Из отверстия посыпался пепел.

– Надо бы кому-нибудь слазить наверх, поворошить дрова кочергой, – сообщил лётчик. – Нечисто горят, может, сырое попалось. Вамба?

– Я полезу, – вызвалась Кая, решив, что Вамба, хоть уже достаточно уютно чувствовал себя в сидячем положении, ещё не созрел для путешествия с кочергой к топке и паровому котлу, вверх-вниз по верёвочной лестнице.

– Держитесь, в нас стреляют! Вамба, картечница! Скала, два часа посолонь! – Самбор крутанул штурвал, поворачивая синороплан. – Без моего слова не стреляй!