Разбой

– Самбор, ты вроде за шкипера? – вдруг спросил астроном.

– А?

– Ну, пока мы в воздухе, твоё слово – закон?

– Ну. Завещание хочешь составить? Торопись!

– Нет, пожени нас с Каей!

Кая вспыхнула:

– А меня спросить?

– Он и спросит! – отрезал Вамба. – Картечницу скинуть?

– Я слов не знаю! – Самбор повис на штурвале, пытаясь выровнять принявший крен вправо синороплан. – Вдруг сядем живыми, картечница пригодится!

– Что там знать? – астроном перебрался на скамью рядом с Каей. – Говори!

– Кая дочь Поки́са-лоро́, берёшь в мужья Вамбу?

– Да!

– Вамба сын Гундемара, берёшь в жёны Каю?

– Да!

Горный ручей внизу расширился, впереди показалось озеро. До воды оставалось сажени четыре.

– Говори слова! – напомнил Вамба.

– Сказано же, не знаю! Женитесь, женитесь, и больше не деритесь! Плавать умеете? Если и нет, всё лучше кормить форель, чем воронов с волками, – не дожидаясь ответа сзади, рассудил венед и потянул за рукоять над головой, окрашенную в красный цвет.

Сверху зашипело, винт окончательно остановился. Кая зажмурилась, одновременно думая, что не подобает дочери вождя…

– Хотя дело бывало, и коза волка съеда…

Окончание Самборова суждения сгинуло в треске ломающихся снастей и плеске.

Последовала относительная тишина.

– Супруги, можете поцеловаться, – гордо сказал венед, поднимая лётные очки на лоб. – Как говорил мой отец, если от того, что осталось от самолёта, можешь уползти сам, посадку считай удачной.

Кая открыла глаза. Корзина стояла без малого в аршине воды. Оторвавшееся крыло, лишившись корзины и хвостового оперения, продолжало движение, набирая высоту, пока его более тяжёлая передняя кромка не перевесила. Топка со звоном ломающихся заклёпок сорвалась с креплений, из неё посыпались горящие угли, из прорехи в оболочке с гулом полыхнуло водородное пламя, и через несколько мгновений, металлический скелет крыла и паровая машина грохнулись в озеро примерно в девяти дюжинах саженей от Самбора, Каи, и уже собравшегося лезть целоваться Вамбы. Вместо поцелуя, Вамба сгрёб Каю и прижал её к скамье, прикрывая своим телом.

– Рванёт? – скорее предупредил, чем спросил астроном.

– Не должно, я выпустил пар, – венед со вздохом проводил взглядом погружавшиеся в воду остатки крыла, сбросил на сиденье клетчатый альбингский плащ, вытащил из-под тёмно-красной венедской куртки титановый оберег на цепочке, погладил, и спрятал обратно. – Добрый был корабль, теперь уже таких не строят.

Вамба более жадно, нежели радостно, набросился на Каю.

– Я сказал «поцеловаться», – напомнил Самбор. – Вообще-то совет вам да любовь в любой форме, только давайте сначала перетащим барахло на берег и решим, что делать дальше. Кая, чьи это земли?

– Верфанские, – ответила дева, едва переведя дух. – На северо-западе – Клевхольм, замок Осгода Клапы, туда нам соваться, пожалуй, не стоит.

Венед спрыгнул в воду (она была ему чуть выше колен), пробормотал: «Как Янтарное море в про́синец[125], брр!», вытащил из корзины меч, направляя ножны левой рукой, правой опустил их в кольца заплечной сбруи, достал оттуда же свёрток с лагундой, развернул, спрятал оружие под куртку за спину, повесил через плечо тул со стрелами, расстегнул застёжку-молнию на налуче, вытащил оттуда сложно устроенный лук с блоками, противовесами, и оптическим прицелом, и, таким образом снарядившись, принялся обходить корзину.

– Осгод Клапа – промышленник, что в торговом союзе со Стейнгладом? – уточнил он.

– После горной войны, уже не в союзе, может статься. Он хотел от Стейнглада избавиться, потому что тот, мол, чересчур благоволил горнякам.

– Разве не Стейнглад нанял Фалскефельта-клятвопреступника, что город сжёг? – Самбор положил лук на край корзины, снял картечницу с вертлюга, и перебросил Вамбе.

Тот, едва удержав брошенное, ответил:

– Вот сравнить с теми делами, что Осгод вёл – это и будет благоволение. Стейнглад, как война не его путём повернула, хоть на попятную пошёл с горняцкими цехами.

– Как ззе, на попятную! – сказал кто-то с берега.

В направлении голоса, говорившего на танско-венедском с густым этлавагрским налётом, мгновенно оказался направлен лук, и чуть позже – картечница. Кая недолго думала, не полезть ли за йотунской перечницей[126], но, принимая во внимание её прицельную дальность, решила до поры оставить оружие под накидкой. На берегу стояли четверо воинственно-потрёпанного вида: всяк красовался в почти полной боевой справе, но мятые шлемы, кольчуги с прорехами, утратившие блеск зерцала, и так далее выглядели, как будто были найдены на разрозненных полях битв, провалявшись там по нескольку лет. Поверх справы, новоприбывшие были затянуты в ремённые сбруи, как для спасательных ранцев. У каждого за один из нагрудных ремней была засунута ровдужная рукавица. Крайний справа, судя по коренастому сложению, медному отливу кожи, и гордой посадке головы, мог быть верфанцем.