Разбой

Луна проглядывала сквозь облака, даже в её неярком прохладном сиянии разноцветные, по объяснению Кромбьёрна шкипера, из-за пепла в стратосфере, извергаемого огнедышащей горой посреди Завечернего моря. Под шелест турбин, «Хранительница Меркланда» скользила над смутно видными саженях в двадцати внизу – больше в свете из окон, чем в лунном – вспененными гребнями волн. Следить за тем, как эти гребни с бешеной скоростью исчезают из вида, было довольно занимательно с четверть часа, но до окончания пересечения Моря Тьмы Островов оставались ещё добрые сутки.

На окоёме показался большой парусник – семь мачт, жёсткие четырёхугольные паруса с промежуточными рейками. Тем же курсом шло несколько двухмачтовых судёнышек – сересские рыбаки и плавучий рыбообрабатывающий завод. С кормы корабля-завода заморгал огонёк: «Ясного неба». Из-под прогулочной палубы «Хранительницы» ответные вспышки передали благоволительное пожелание «Попутного ветра».

К#варе отвернулась от окна в полтора её роста. Под остеклением прогулочной палубы собралась примерно половина путешественников, остальные спали по каютам. На самом деле, в переплётах, естественно, было не стекло, а трёхслойный прозрачный бутерброд, где обязанности хлеба, сметаны, и колбасы выполняли поликарбонат, боросиликат, и сильмарилит. С платившими за проезд мешалось и изрядно ватажников. Некоторые радели о развлечении путешественников, как то стюард, Ингмарова троица со скрипкой, колёсной лирой, и гармонью, и пара заводил-танцовщиков. Ещё с полдюжины механиков и электриков заботились о собственном развлечении, даже после полусуточной вахты предпочтя сну более возвышенный досуг. Некоторые резались в гнефатафль[167], Ингви, помощник штурмана, вместе с парой туайцев стоял в раздумье у высокой шестиугольной доски для игры в Три Воинства[168].

Сынишка одного из купцов пытался подружиться с трёхпудовым лютокотом[169] «Хранительницы», дремавшим у неработавшего за ненадобностью электрообогревателя. Прочие ватажники и путешественники прогуливались по периметру вдоль окон, кое-кто потягивал вино или пиво, листая дённик, другие слушали музыку, или следили за отточенными движениями Горяны и Йоло. Танцовщики лихо отплясывали между столиков, будто у них под ногами было не покрытое пробковыми матами альвское олово всё-таки довольно узкой палубы атомолёта, а навощённое дерево наборного пола в зале какого-нибудь дворца в южном Гардаре размером с поле для ногомяча. Наконец, турболётчики, по идее находившиеся на боевой вахте постоянно, одновременно развлекались сами и развлекали других, вяло клея одиноких (или притворявшихся таковыми) путешественниц. В срединном проходе, что пошире, Бакуня декарх плавно кружил основательную медынскую купчиху, чей золотопоясный супруг дремал, переполняя собой мягкое кресло, у стола, заставленного пустыми блюдами и бутылями.

– Сыну, не тяни его за хвост, проснётся, сожрёт же! – вяло сказала мать котолюбивого чада.

Ребёнк не внял, кот двинул круглым ухом и приоткрыл один жёлтый глаз.

– Тяни, тяни. Этого сожрут, нового сделаем, – нарочито возразил отец.

Это подействовало, лютокот был временно оставлен в покое.

Третья пара, участвовавшая в танце, радостно пробренчала мимо К#варе. Основным источником звуков были серебряные цепочки и финтифлюшки с бирюзой, раковиной, и ёжесвинскими иглами, щедро украшавшие одеяние небольшой, но выразительно упитанной винландской девы. Мировид, судя по раскрасневшемуся лицу, то ли увлечённый прелестями путницы издалека, то ли и ими увлечённый, и успевший вопреки запретам (боевая вахта как-никак) принять на борт жидкий балласт в форме чарки мёртвой воды, опустил правую руку примерно на вершок ниже расшитого бисером пояса девы. Та мило щебетала:

– Виру моему мужу пришлось заплатить только один раз, за стрелка, которого он уложил из картечницы через щель в бронещите. Зато за головы трёх из тех, кого он убил во время колошенского налёта, оказалось, даже награда полагалась!

Мировид поспешно поднял руку на более приличное место. Облачённый в гутанское чёрное долговязый муж-убийца и охотник за головами, которого звали Вамба, сидел чуть поодаль в кресле рядом с шипевшей машиной, где варился ергач. В одной его руке была стопка покрытых разнообразного происхождения пятнами листов со страшного вида вычислениями, в другой – на три четверти опустошённая глиняная кружка, опять-таки с ергачом.

– Задать магнитное поле можно, решение существует. Но кто осилит сверхпроводящие обмотки сработать?

Прежде чем ответить, его собеседник, одетый по янтароморскому обычаю, и раза в два пошире Вамбы в плечах, хлебнул ергача из своей кружки.

– Я думал, что Рёгнвальд, коза его забодай, Эрскин думал, что Фейнодоксо, доброго ему здоровья, Фейнодоксо думал, что Ардерик… светлая ему память. Здесь главное так закрутить плазму, чтобы все вихри в ней разрушались, тогда упадёт теплопотеря, и в середине жгута пойдёт синтез. Осфо думает, что кто-нибудь из Сатиса.