Разбойничьи Острова

— Госпожа Дэя наказала тебя достаточно. Гадания говорят: Алтимар дал тебе дитя с особенной судьбой. На Островах много детей Обрядов, и все они просто люди. Но мальчик твой — он другой.

Тина только что зубами не скрежетала — о чуде Алтимара она слышала каждый день. Ни разу за год она не навестила сына в доме Цианы. Она не желала видеть и саму Циану — уже старуха, а родила, словно по нужде сбегала! — и Хону с ее язвительными напоминаниями. И Унду, которая вроде бы ничем ее не обидела. Ава оставалась единственной, кого Тина сколько-нибудь выносила, но даже ее не поблагодарила ни разу.

Тина попросила:

— Отпустите в рейд. Мои кости срослись. У меня нет молока, ребенку я не нужна.

Дельфина слышала разговоры старших. В том рейде Тина, как с цепи сорвалась, и потом не угомонилась. Бесстрашная всегда — она стала искать опасность люто и безумно. И столь же люто упивалась наслаждением. Тело ее — не женственное, мальчишеское — бог весть чем привлекало мужчин, а Тину влекли все молодые мужчины вокруг. Скоро заговорили, что в объятьях она так же неистова и неутомима, как бою. Женская кровь больше никогда не приходила к ней, словно вся вытекла при родах. Теперь она и без отваров была бесплодна, как песок на пляже.

Теор раньше положенного выучился ползать и ходить — казалось, лишь за тем, чтоб успевать за своим неразлучным братцем Наэвом, который был немного старше остальных. А скоро на Острове Леса никто не мог обогнать сына Жрицы. Никто из сверстников не побеждал его в единоборстве — на деревянных мечах или голыми руками. Из лука разве что Ана чаще попадала в мишень. Острова быстро перестали удивляться ему — это же дитя морского бога. Лучший из лучших, чудесно рожденный. Даже грозная Маргара баловала его, прощая своеволие и упрямство.

Цветы

В год, когда Дельфина прошла Посвящение, в далекой Лантисии парнишка лет семнадцати напрочь рассорился с отцом и ушел из дому. Сбежал от деспотичного нрава отца и — в первую очередь — от планов родителей женить его на дочери соседа. Сын уважаемого кузнеца, который самому сеньору изготавливал оружие, парень считался завидным женихом. Пригожий, статный, зеленоглазый. Крупный слегка плоский нос, густые брови — как у его отца — не портили лицо, не казались грозными, а будто арку создавали над зелеными глазами — теплыми, ворожащими. Соседская дочь целовалась с ним украдкой, и не только она. Парень и не скрывал, что любит не одну, а многих, а обласканные девушки почему-то его прощали. Семнадцатилетний лантис мечтал о богатстве, о славе, о подвигах, о лихой вседозволенности. Мечтал окунуться в войну без жалкого страха крестьян перед господами и их армиями. Он был сыном оружейника и немного умел обращаться с мечом — решил научиться всему, что надо. Лишь бы не коротать жизнь в кузнице, как отец и дед, не пахать землю, как односельчане. Родня поворчала вслед непокорному сыну и смирилась. Старухи говорили: чего еще было ждать от человека, который владеет левой рукой лучше, чем правой? Это же верный знак сатаны. А молодые девушки не говорили ничего, и тайком от родителей плакали, вспоминая нежные слова и жаркие ласки паренька.

Регинские жрецы, называемые монахами, рассказывали о страшном месте, полном огня. Уверяли, что именно там окажутся морские разбойники. Дельфина признавала, что они вправе так говорить: набеги с Моря были одной из тысяч бед Регинии. В придачу к полу-голоду в нищих деревнях, к хаосу междоусобных войн и эпидемиям. От непокорного Монланда на Западе до урожайной Сургурии на Востоке, Побережье было чередой сеньорий, чьи правители насмерть грызлись с соседями. Островитяне смотрели на эти земли, как на свой курятник, законную долю сильного. А местные распри упрощали Островам задачу — налететь с Моря, взять добычу и уплыть.