Разбойничья злая луна

– Это не Шарлах! – нервно смеясь, объявила она. – Это Ар-Шарлахи. А настоящий Шарлах только что удрал от вас на почтовой каторге… Дурачки вы, дурачки! Тоже мне нашли главаря!.. Да он и разбойником-то никогда не был!..

Затем смех ее замер, и Алият принялась озираться уже со страхом. Кругом недоуменно наморщенные тяжелые лбы, сурово сдвинутые брови, в глазах – недоверие и тлеющий, медленно разгорающийся гнев.

– Это как же? – выговорил наконец Горха. – А Зибру кто спалил?.. Этот, что ли, твой ублюдок на почтовике?..

Толпа шевельнулась, приглушенно загомонила.

– Да придушить ее повязкой – и все! – резанул звонкий злой голос.

– Я те придушу! – Испуганный бас. – Тоже, что ли, в песок по горло захотел?..

Все смотрели на Ар-Шарлахи. Он молча повернулся и, тиснув зубы, сделал шаг к «Самуму». Розово-золотая кора внезапно дрогнула и начала расплываться. Дальше пошла борьба с накатывающим обмороком. Возможно, ему что-то кричали вслед. Он не слышал. Он шел сквозь нарастающий звон, из последних сил вынимая ступни из вязкого как смола, песка. Все обессмыслилось, осталось одно: добраться до «Самума» и не упасть… Добраться до «Самума»…

Каким образом он очутился на борту, Ар-Шарлахи так и не вспомнил. То ли по веревочной лестнице, то ли через кормовой люк. Придя в себя, понял, что стоит посреди своей каюты, в ужасе глядя на приоткрытую дверцу шкафчика, и что накидка на лбу мокра от пота.

Что он сейчас сделал?.. Они же в самом деле ее зароют!.. Ар-Шарлахи заставил себя повернуться к двери, и это усилие его доконало. Блестящие стальные засовы вильнули перед глазами, и Ар-Шарлахи вдруг оказался лежащим на полу. Узор кимирского ковра у самой щеки прояснялся медленно, словно бы нехотя.

Сколько времени он провалялся в обмороке? Наверное, недолго – пол каюты был неподвижен. Да и как бы мог «Самум» двинуться в обратный путь без приказа?.. Значит, еще не поздно… Ар-Шарлахи приподнялся через силу, дыша мелко и часто. Кое-как перебрался на ложе, сел, нашарил непочатый кувшин. Вино пилось, как вода.

Потом в памяти возникло мертвое лицо судьи, и ненависть обрушилась вновь. Ар-Маура… Эта кобра убила Ар-Мауру… Проклятый Рийбра!.. Уж лучше было самому хлебнуть тогда этой отравы…

В каюту постучался Айча.

– Ну? – хрипло, со страхом спросил Ар-Шарлахи. То ли померещилось, то ли Айча в самом деле смотрел на него с упреком.

– Просит, чтобы ты к ней подошел… – пряча глаза, сказал он.

Ар-Шарлахи облизнул пересохшие губы.

– Зачем?..

– Не знаю… Говорит, хочет сказать что-то очень важное.

Вот звери! Они в самом деле зарыли ее в песок по горло. Да еще и лицом к ветру. Приказал… Да мало ли что приказал!..

Осторожно ставя ноги, чтобы не запорошить ей глаза. Ар-Шарлахи приблизился к закопанной. Увидев перед собой носки мягких сапожек, Алият через силу подняла голову.

– Сними повязку… – приказала она, запрокинув, насколько это было возможно, осыпанное песчинками лицо.

Ар-Шарлахи опустился на корточки. Концы повязки уходили в песок, поэтому он просто сдвинул материю вниз. Смуглое лицо Алият обнажилось – неподвижное, словно отлитое из бронзы.

– Да?.. – сказал он и сам не услышал собственного голоса.

Она молчала. Темные, широко раскрытые глаза были устремлены на него то ли с мольбой, то ли с ненавистью.

– Что ты хотела мне сказать?..

– Ближе, – отрывисто велела она, и Ар-Шарлах придвинулся вплотную, чувствуя, что еще мгновение – и он сломается, взвоет и сам начнет разрывать руками этот проклятый бархан.

– Я люблю тебя… – хрипло сказала она. – Вот и все… А теперь – иди, если сможешь…

Глава 29 Владыка пальмовой дороги

– Погубит… Погубит… – Не в силах заснуть, Ар-Шарлах ворочался на расстеленных поверх ковра одеялах и бормотал, бормотал…

«Поверил, что любит?.. Да нет же, нет! Просто искал и нашел ей оправдание… Не могу! Даже чужими руками – не могу… А вот она может! Она может… Ар-Маура… Ах, досточтимый, как все нелепо, неправильно…»

Ар-Шарлахи всхлипнул и, стиснув зубы, уткнулся лицом в плоскую подушку. За низким окошком бродила листва, опыленная слабым светом молодой луны, и доносилась перекличка ночной стражи, изредка звякало оружие. Мятежная тень дремала чутко, вполглаза.

«Да что я говорю: погубит? Уже погубила!.. Прикажи я тогда чуть по-другому, вели я им задушить ее на том бархане… Ведь задушили бы… Сорвали бы повязку – и взахлест по горлу, дело привычное… Вот так, премудрый Гоен! Ты учил меня несколько лет, ты говорил, что убийство – недостойное деяние, что, убивая человека, ты убиваешь себя… А ей потребовалось двадцать дней, чтобы сделать из меня убийцу… Двадцать дней?.. Да нет, меньше… Убийцей я стал еще в ту ночь на „Самуме“…»

Слышно было, как по узкой извилистой улочке прошел, судя по приглушенному гомону и бряцанию металла, довольно большой отряд. Несколько раз почудилось слово «Шарлах…».