Разбойничья злая луна

Ар‑Шарлахи хмуро взглянул на него исподлобья. Что его ждали, он и сам догадывался. Только вот выйти из маленькой этой комнатки туда, в толпу, было, честно говоря, страшновато. Однако податься было некуда. Ар‑Шарлахи вздохнул обречённо и поднялся с подушек.

Дальнейшее отложилось в памяти обрывками. Страшный ликующий вопль толпы на рыночной площади. «Шарлах! Шарлах!..» Кидались в ноги какие‑то старцы в развевающихся белых отрепьях. Сияли злыми лунами голые черепа жрецов, возносились на шестах увенчанные рогом верблюжьи морды. Какие‑то рослые угрюмые люди, увешанные оружием, бросали растопыренную пятерню на сердце и рычали слова присяги. Потом жутко выкатывали глаза и, повернувшись на север, грозили кулаком Харве. А совсем рядом с Ар‑Шарлахи мрачно и нежно сияли неотрывно на него устремлённые глаза Алият.

Это сумасшествие продолжалось чуть ли не до полудня. Потом он снова оказался в той же комнатке, только на сей раз в ней негде было повернуться. Из рассевшихся на ковре людей Ар‑Шарлахи знал только Алият да Илийзу. В центре помещения расстелили карту, и стало совсем тесно. Возникла тоскливая мысль о добром кувшинчике вина, поскольку ясно было, что от главаря сейчас ждут решений, в голове же гудела пустота, и только жилка на виске подёргивалась зло и болезненно.

Всё, однако, обошлось. Сразу же, испросив на то позволения, заговорил один из незнакомых: смуглый выпуклый лоб, карие округлые глаза, упрямые брови… То и дело почтительно поворачиваясь к Ар‑Шарлахи, он как бы давал понять остальным, что сам‑то он, темнолобый и кареглазый, лишь глашатай замыслов вождя, не более. А замыслы, насколько мог судить Ар‑Шарлахи, были дерзки и тщательно продуманы: отступить в глубь Пальмовой Дороги, вынудив флот Улькара разбиться на несколько караванов, самим же, собрав силы в единый кулак, разгромить их поодиночке, после чего начать блокаду Харвы.

Сначала Ар‑Шарлахи ощутил облегчение, когда неизвестный столь любезно избавил его от необходимости строить из себя стратега. Затем пришло беспокойство. Во‑первых, незнакомец (узнать хотя бы, как его зовут!) живо напомнил ему Тианги; вскоре Ар‑Шарлахи даже стало казаться, что он улавливает в речи нежданного спасителя некую напевность и склонность к ненужным придыханиям. А во‑вторых… Что‑то не нравилось Ар‑Шарлахи в этих детально разработанных планах. Когда же он понял, что именно, ему и вовсе сделалось не по себе.

— Ты говоришь, отступить… — сказал он, и в комнате стало совсем тихо. — А что будет с тенью Ар‑Аяфы?

Карие глаза поглядели на него со сдержанным любопытством.

— Ну, поскольку я не государь, — негромко произнёс их обладатель, — то ответить точно затрудняюсь. Скорее всего, ничего хорошего.

— То есть ты собираешься отдать взбунтовавшийся оазис на милость Улькара? — слово «милость» Ар‑Шарлахи подчеркнул особо, и присутствующие, до этого заворожённо слушавшие кареглазого, переглянулись с тревогой. Всем было отлично известно, какой милости можно ожидать от властелина Харвы.

— Тень Ар‑Аяфы нам не удержать в любом случае, — пояснил кареглазый. — Сдача её неизбежна. Кроме того, все, кто способен носить оружие, уйдут с нами.

— А кто не способен?

Прямые брови собеседника на секунду перестали быть прямыми и вспорхнули изумлённо. Очевидно, вопрос показался странным и наивным.

— Продолжай, — буркнул Ар‑Шарлахи.

Кареглазый продолжил, но теперь отношение присутствующих к тому, что он говорил, было другим. Они уже не ловили каждое слово как некое откровение, но поглядывали то и дело на Шарлаха, пытаясь прочесть по его лицу, как он сам относится к услышанному. А лицо становилось всё мрачнее и мрачнее. Кареглазый начал нервничать и, явно смяв заключительную часть своей речи, умолк.

— Кто ещё хочет что‑либо мне посоветовать?

Фраза прозвучала несколько оскорбительно. Кареглазый выпрямился и заметно побледнел. Остальные переглянулись. Желающих что‑либо посоветовать не нашлось.

— Хорошо, — сквозь зубы сказал Ар‑Шарлахи. — Своё решение я сообщу вам чуть позже. А сейчас — идите. Ты — останься, — добавил он, обращаясь к Алият.

Секунда прошла в недоумённом молчании, потом зашуршали плащи, зазвякал металл. Вздыхая, озабоченно перешёптываясь вполголоса и покачивая головами, люди поднимались с ковра, и вскоре комната опустела. Некоторое время Ар‑Шарлахи сидел с каменным лицом, выпрямив спину, потом вдруг ссутулился и затравленно посмотрел на Алият.

— Слушай, достань вина… — упавшим голосом попросил он.

Та, не говоря ни слова, вышла и вскоре вернулась с кувшинчиком. Тревожно заглянула в глаза.

— Не знаю, что делать… — подавленно пробормотал он, срывая восковую печать.

— Вроде он всё правильно говорил… — осторожно заметила Алият.

Ар‑Шарлахи сделал ей знак немного помолчать и, отведя повязку с лица, залпом осушил полную чашку. Перевёл дыхание, посидел, недобро прищурясь куда‑то в угол. Потом вскинул глаза на Алият.

— Кто он?

— В смысле — как зовут?

— Да хотя бы это!..

— Как зовут, не знаю, а кличка — Кахираб.

— То есть выходец из Пьяной тени?

— Ну да… Вчера поднял тень Ар‑Нау, привёл три корабля…