– Посторонних возле моих лошадей не видел? – напрямую спросил Дарган.
– Какой посторонний, когда все свои, – заулыбался конюх. – К нам после вас прибыли только два постояльца, один тучный такой, второй как селедка, но с жидкой бородкой. Нет посторонних.
– Если кто станет интересоваться моим табуном, дай знать, – приказал казак, он привык держаться с татарами как господин.
– Якши, господин солдат.
Конюх вдруг раскосо посмотрел на товарища с серьгой, а тот надул щеки и сердито сплюнул себе под ноги. Дарган поморщился, затем вытащил из-за голенища нагайку и с силой щелкнул ею в воздухе. Последив за произведенным эффектом, он направился к дому. Казак понял, что где-то допустил промах. Чем быстрее они покинут постоялый двор, тем спокойнее будет.
Они снова неслись по полям и равнинам, меняя лошадей на ходу, и вновь Дарган ощущал дыхание гнавшихся за ними разбойников. Один раз бандиты приблизились настолько, что пришлось залечь за придорожный камень на окраине леса и отстреливаться, а потом отрываться, петляя зайцами по рощицам и дубравам. Путникам повезло, они унесли ноги, но лошади уже не выдерживали бешеных скачек, за долгий путь от Парижа они выдохлись.
После разговора с конюхом и его дружком казак больше не сомневался в том, что оба являются наводчиками банды, сколоченной из окрестных крестьян, раззадоренных войной, разоренных ею. Пока казак с женой пробирались до Москвы нехожеными путями, опасности обходили их стороной, но стоило выехать на людный тракт, как разбойники тут же дали знать о себе. Этих банд, состоящих из оборванных и голодных крепостных людей, было много, они не ведали жалости к путникам так же, как два года назад были беспощадны к наполеоновским солдатам, заставившим их собраться в партизанские отряды. Когда их ловили, то вешали, но чаще они уходили в причерноморские степи, мечтая влиться в состав обширной казачьей вольницы, чтобы вернуться в Россию уже в качестве ее непродажных защитников – казаков.
– О, эта Россия! – восклицала на коротких привалах спутница. – Здесь никто никогда никому не был нужен.
– Татей в России испокон веков было море, – чтобы хоть как-то оправдаться, стал дополнять присказку Дарган. – Мы тоже не нужны, окромя разбойников.
– Ви, месье д'Арган, – молча поводя рукой вокруг, соглашалась девушка.
Наконец в косых лучах заходящего солнца показались черные избы небольшого села, всадники на всем скаку влетели в начало улицы и остановились перед большим домом. Плотные клубы пыли догнали табун, накрыли его с головой. Когда она рассеялась, Дарган рукояткой нагайки постучал по облупившемуся наличнику, но на стук никто не откликнулся. Он проехал к воротам, заглянул во двор и увидел заросшее лопухами пространство, выломанную дверь в сенцы и провалившуюся на сараюшке соломенную крышу. Казак с тревогой осмотрелся по сторонам, деревня не подавала признаков жизни, словно жители в одночасье решили покинуть ее.
Когда он с боями гонялся по Европе за наполеоновской армией, такие картины ему не встречались. Там жители возвращались в населенные пункты, в которых артиллерия не оставляла целым ни единого дома, и заново отстраивали свои жилища. А здесь, в России, мертвые пейзажи стали привычными. Казак отъехал от ворот, остановился на середине улицы. Лошади прядали холками, стучали копытами. Их надо было напоить и накормить.
– Спешивайся, Софьюшка, – соскакивая с седла, сипло сказал Дарган. – Видно, здесь придется и заночевать, и отбиваться от бандитов.
– Там города нет? – спутница махнула рукой вперед.
– Есть, да расстояния между нашими городами сотни верст, – пояснил он. – Мы бы оторвались, но почти от самого Парижа идем галопом, а у них лошади свежие.
Софи шевельнула поводьями, проехала по улице, намереваясь высмотреть колодец, и вдруг увидела сгорбленного старика с белой бородой. Он вышел из одного из домов, опираясь на клюку, приставил ладонь ко лбу. Это было так неожиданно, что она не смогла подать никакого сигнала спутнику. Но Дарган и сам тоже заметил деда, тронулся ему навстречу.
– Здорово дневал, дедука, – еще издали крикнул он.
– Слава Иисусу Христу, сынок, – бодро ответил тот. – Далеко путь держите?
– На Кавказ, в родную станицу.
– Казаки, значится?
– Они самые, терские мы.
– Наслышаны, лихие воины.
– А где люди, дедука? Деревня будто вымерла, – спросил Дарган.
– Так оно и есть, добрый молодец, – старик поставил клюку перед собой, видно было, что он обрадовался путникам. – Поначалу всем миром поднялись на защиту своей земли, а потом, когда француз зимой уже на отходе мужиков повыбил, помещик детишек с молодайками перевел к себе в усадьбу – сами бы они тут не вытянули. На всю деревню нас осталось двое – я да старуха из крайнего двора.
– Война еще никого до добра не доводила, – согласился Дарган, вспоминая, что и в его станице женщины в иной год часто хоронили мужей, погибших в стычках с горцами. – А где тут колодец?
– В каждом подворье есть, – старик пожевал губами. – Чай, коней хочешь напоить?
– Их в первую очередь.