Разбойник Чуркин. Том 1

– Знаю я его, слыхал, он от моих ребят краденые вещи принимал, идол – каких мало, за рубль гривной только платил. Ты его как знаешь?

– В работниках жил у него, жох такой, хуже перца.

– А богат?

– Денег ворох, золота, да серебра целая шкатулка.

– Куда он её прячет?

– Под бочкой хоронит. Ночью никогда не спит, казну все стережёт, а днём дрыхнет.

– Семья велика у него?

– Нет: дочка Катерина, – девка уж большая, в кабаке торгует, – жена Домна, да ещё приживалка Севастьяновна, вот и все.

– Работника, небось, имеет? – допытывался Чуркин.

– Как же, без него не обходится, а сам, что твой богатырь какой, подкову разгибает.

– Ничего, видали мы этих богатырей, да на тот свет живо отправляли. Вот ещё что, где он спит?

– В сеннице, в десяти саженях позади двора.

– А запирается?

– Нет, так спит.

Допрос этот производился среди мертвого молчания разбойников, которые, притаив дыхание, смотрели на Никифора и ловили каждое его слово. В особенности внимателен был Сергеев; он с какою-то жадностию глотал слова Никифора и как бы от нетерпения ворочался с одного бока на другой. Чуркин, выслушав Никифора, немножко призадумался, вероятно, составляя в уме план, как приступить к совершению злодейства.

– Ну, что ж, Василий Васильич, приказывай, что делать? – обратился к атаману Сергеев.

– Надо дело сделать, вот что думаю: казна наша поистощилась, пополнения требует.

– Когда же скажешь?

– Сегодня, как смеркнется, пожалуй, и в дорогу.

– Надо топор с собою захватить, из пистолета бить днём, да ещё среди деревни, дело не подходящее.

– Верно говоришь. Евсей, сбегай ко мне в дом, да возьми у отца большой топор, он на дворе, в заборе находится.

Евсей вскочил на ноги, потёр рука об руку и сказал:

– Давненько без дела сидим, хотя бы немножко чем позабавиться.

– Беги проворней, нечего по-пустому языком-то болтать, – заметил ему Сергеев.

Разбойники, дождавшись сумерок, снялись с своего урочища и цугом потянулись по направлению к Новой Купавне.

– Топор ты под халат убери, – заметил Чуркин Никифору, – да не теперь: в лесу некому увидать, а после, когда минуем его.

– Разиней-то всё не будь, на всяком месте держи ухо востро, – добавил ещё Сергеев.

Глава 12

Выбравшись из лесу деревни Барской, Никифор повёл разбойников на Новую Купавну не прямой дорогой через Павловский Посад, а окольными путями, чтобы не заходить в селения, лежащие по пути. Расстояние от места, с которого они поднялись, до Купавны было не близкое – вёрст тридцать, если не более. Шли они ускоренным шагом, ради того, чтобы достичь места, где задумали совершить преступление, часам к шести утра, но пришли туда только к семи.

Не доходя версты три до Купавны, они свернули с дороги и через поле вошли в окружавший в то время Купавну лес. Отдохнув несколько минут, Чуркин поднялся на ноги и сказал своим головорезам:

– Ну, братцы, пора и за работу приниматься.

– Раненько немножко: пожалуй, ещё Дмитрий Егоров спать не ложился, он в это время садится только чай пить, заметил Никифор.

– Надо поэтому подождать, а то поспешишь, да людей насмешишь, – добавил Сергеев.

Чуркин начал делать распоряжения, как и кому что делать; одним назначил он идти на убийство, а другим стоять на карауле: с его мнением согласились и прочие.

– Самому тебе, атаман, не нужно показываться, – мы и без тебя управимся, – подожди нас здесь, в лесу; покончим работу, явимся, без добычи не вернёмся.

В половине девятого часа утра, Никифор посоветовал приступить к делу, и разбойники двинулись на страшную работу: двое отправились в сенницу, и двое же вошли через заднюю калитку ворот на двор, и, через полчаса один по одному возвратились в лес к ожидавшему их Чуркину.

* * *

В девять часов утра, к злосчастному дому крестьянина Дмитрия Егоровича Третьякова на телеге, наполненной телятами, подъехал какой-то барышник: видя, что его никто не встречает, он сам отворил ворота, ввёл на двор свою лошадку, отпряг её и поставил под навес, подложил ей сенца и не спеша направился в избу.

Едва лишь он переступил порог сеней, глазам его представилась страшная картина: две жертвы злодейства лежали, распростертые на полу, в лужах ещё не застывшей крови. Он с ужасом отскочил назад, выбежал на улицу и закричал «караул!»

Напротив дома Третьякова, у кузницы, сидели два мужичка и о чем-то между собою разговаривали; услыхав казённую песню, они переглянулись и спросили у телятника:

– Чего ты орёшь, знать, спозаранок хватил?

– Караул, братцы, здесь убийство! – продолжал тот, не слушая ничего.

– Какое убийство, ошалел, что-ли?

– Подите, взгляните!