Разбойник Чуркин. Том 1

Мужички, как бы нехотя, поднялись со своих мест и пошли в дом Дмитрия Егоровича, полюбопытствовать: что, мод, может, и в правду беда какая случилась. Крики «караул!» между тем не унимались. Телятник, не помня себя, пустился с криком вдоль селения и тем вызвал на улицу мужичков, расспрашивавших у него, что такое произошло. Между тем, вошедшие на двор двое крестьян, удостоверившись в несчастии, в свою очередь, также начали кричать о совершенном преступлении. Вскоре все жители Новой Купавны собрались у дома Третьякова. Некоторые смельчаки ходили взглянуть на убитых, а другие, слушая их рассказ, от страха осеняли себя крёстным знамением. Но вот подошёл к толпе и сельский староста, осведомился от очевидцев о произошедшем убийстве, выбрал несколько стариков и пошёл с ними в дом Дмитрия Егоровича.

Страх обуял их при виде убитых; они их узнали, это были жена Третьякова, Домна Яковлевна и двадцатилетняя дочь его, красивая девушка, Екатерина Дмитриевна. У обеих были разбиты головы, где зияли глубокие раны. Поглядев на них, староста пригласил стариков пройти в избу. Они хотели отворить дверь в неё, но та оказалась запертой. Тогда они решились проникнуть туда через кухню, в которую и отворили двери, но тотчас же остановились на пороге: перед ними лежала убитая, страшно обезображенная ранами, прислуживавшая у Третьякова женщина средних лет, крестьянка деревни Щемитовой, Прасковья Ивановна Севастьянова. Она лежала, лицом к полу, из зияющих на голове ран сочилась кровь, которая уже успела обагрить собою большую часть пола. Мужички остолбенели от такой ужасной картины и молча, стоили над трупом несколько минут. Опомнившись от ужаса, они прошли в кабак, отделяющийся от кухни только одной дощатой перегородкой, и увидали около бочки разломанную шкатулку, в которой, кроме нескольких старинных пятаков, ничего не было.

– Вот оно, для чего совершено такое страшное убийство, – покачивая головой и показывая на шкатулку, сказал старикам староста селения.

– А где же сам-то Дмитрий Егорович? – спросили они.

– Знать, дома его не было, вот и уцелел, – ответил им староста.

Мужички недоверчиво переглянулись.

– Будь он дома, и его убили бы, – добавил староста.

– В это время он никуда не отлучается, а спит в своей сеннице, – заметил один из стариков.

– Пойдёмте, братцы, в сенницу, и вправду, не там ли он, – сказал староста.

Пошли православные в сенницу. Дверь в неё была притворена. Они бережно отворили её и со страхом вошли туда. Темненько сначала показалось им в ней, но осмотревшись, они увидали около сена кровь и остановились.

– Вот и он, голубчик, должно быть, – сказал староста, показывая на кровь, и при этом бывшей у него палкой начал отворачивать с бугорка сено.

Старики последовали его примеру, откинули несколько сенца, и снова ужас обуял их: Дмитрий Егорович лежал навзничь с разбитым черепом.

– Уходили и его, сердечного, царствие ему небесное, – утирая рукавом слезы и осеняя себя крёстным знамением, проговорил староста.

Мужички тоже перекрестились.

– Дядя Андрей, Катерина-то ещё жива, дышит, – послышались около сенницы голоса женщин.

Слова эти были обращены к сельскому старосте, который, услыхав их, поторопился выйти из сенницы.

– Как дышит, значит, жива? – спросил он у баб.

– Жива, жива, повторили они.

Староста был человек сметливый; он в ту же минуту поторопился на место убийства в сени дома покойного Третьякова, желая лично удостовериться в том, что объяснили ему бабы. Сени, изба и двор были переполнены любопытными селянами, между которыми были и дети. Он наклонился к страдалице, прислушался к её дыханию, и поднявшись на ноги, сказал:

– Да, жива, надо поскорей послать за доктором, – обратился он мужикам.

– А где взять его? – послышались голоса.

– Ефим, запряги поскорей свою лошадь в телегу и поезжай на Фабрику Бабкиных, расскажи, в чем дело, и привези оттуда доктора.

– Лошадь-то моя в поле, а вот у дяди Степана кобыла на дворе стоит, – отвечал тот.

Староста приказал Степану под строгой ответственностью, сейчас же запрячь лошадь и ехать на упомянутую фабрику за доктором. Тот не ослушался и через четверть часа уже был в дороге.

Сошлись и родственники убитых и подняли страшный вой; глядя на них плакали и другие. Словом, дом Третьякова представлял собой дом раздирающих душу слез и стенаний.

Староста, придя в себя от ужасного потрясения, произведенного таким страшным и небывалым ещё в окрестностях убийством, собрал сходку и отправил по всем дорогам верховых вдогонку за убийцами, но увы, – посланные, проскакав по нескольку вёрст по всем направлениям, возвратились обратно и донесли, что поиски их остались безуспешными.

– Осмотрите лес, нет ли в нём кого! – отдан был приказ мужикам.

Осмотрели лес, но в нем никого не оказалось.

Между тем, Степан привёз с фабрики Бабкиных врача, который, как и все, остолбенел от ужаса, при виде стольких жертв убийства. Не медля ни минуты, он осмотрел тела покойных и объявил православным, что дочь Третьякова, Екатерина Егорова, еле жива, и начал приводить её в чувство привезёнными им медикаментами.