Разбойник и Мишка (рассказы)

Как-то мы с Мишей Владимировым возвращались из передовых частей к себе, во второй эшелон дивизии. Я ехал на своём верном Соколе, а фельдшер - на Гнедке, быстроходном маленьком иноходце.

Едем мы с Мишей лёгкой рысцой и вдруг замечаем: в полукилометре от нас по склону высотки бежит волк. "Наверно, спугнули его снарядом из логова - вот он и удирает теперь подальше от огня, в тыл..." - подумал я. Но бежит зверь как-то странно - медленно и зигзагами, иногда покачивается и приседает. Хвост поленом волочит, и голова опущена до земли.

- Владимиров, за мной! - крикнул я, и мы полной рысью помчались наперерез волку.

На ходу я выхватил пистолет из кобуры. Подскакиваем ближе, осаживаем коней. Овчарка!

Спрятал я в кобуру пистолет и крикнул громко, властно: "Стой!" Собака вздрогнула и остановилась. Повернула голову и покосилась на нас правым открытым глазом. Вся морда у неё была в крови, левый глаз затёк кровью, а полуоторванное левое ухо свисало вниз. На шее - кожаный ошейник.

Я спрыгнул с коня и подошёл к раненой собаке. Она дрожала.

- Миша, кажется, это Альфа...

Поглаживая собаку по спине, я приговаривал тихо и ласково: "Альфа, спокойно... Ложись". Собака легла, и дрожь у неё стала затихать. Лошади таращили на собаку глаза и тревожно фыркали. Все животные пугаются и волнуются, когда чуют кровь.

Успокоив собаку, я приказал:

- Владимиров, сумку!

Через плечо у фельдшера висела большая кожаная сумка, в которой находилось всё необходимое для оказания первой помощи раненым животным: бинты, вата, хирургические инструменты и некоторые лекарства.

Да, то была Альфа - "аккуратный почтальон". Мы узнали её по костной мозоли на правой задней ноге.

Мы расстелили на земле попону и положили на неё своего пациента. Ноги связали бинтом, а на челюсти наложили петлю. Это страховка, чтобы во время операции собака не могла укусить. Владимиров придерживал Альфу. Осторожно тампонами я снял с морды свернувшуюся кровь. Мы опасались, что у неё повреждены череп и левый глаз, но наши опасения не оправдались. Видно, небольшой острый осколок, словно лезвие безопасной бритвы, чиркнул по голове и разрезал кожу лба наискосок от правого уха к левому глазу. Здесь он рассек надбровную дугу, но не затронул глаза. А другой осколок оторвал наполовину левое ухо.

Рану мы зашили шёлковой ниткой. И ухо пришили. После этого забинтовали голову, оставив два окошечка для глаз.

Во время операции собака иногда вздрагивала и повизгивала. Когда же мы её развязали, она встала, потянулась, будто расправляла уставшее тело, и замотала головой.

Собака наклонила голову и попыталась лапами сорвать повязку.

- Альфа, нельзя! Фу! - крикнули мы разом с Мишей, и собака послушалась.

- Надо теперь проследить за ней, - сказал я Владимирову, - а то она испортит нам всё послеоперационное лечение.

Владимиров сел в седло, а я на руках подал ему Альфу. Гнедок покосился на неё и фыркнул. Миша положил собаку поперёк седла впереди себя и обхватил её руками. Альфа прильнула к нему и как будто задремала.

Чтобы не тревожить пациента, мы ехали шагом и через час добрались до своей землянки. Нас встретил ветсанитар Квитко.

- О-о, да вы с прибылью... - сказал он, принимая от Владимирова раненую собаку.

Квитко предложил нам пообедать. В солдатском котелке он приготовил мясной кулеш.

- Но он уж, наверно, остыл. Я его сейчас подогрею.

- Не надо подогревать, - остановил я санитара, - нам как раз и нужен чуть тёплый. А ну-ка, дайте консервную банку.

Мы отдали собаке своё мясо, и она охотно съела его. Потом мы налили ей в банку суп и покрошили в него хлеб. И это блюдо Альфа тоже охотно съела и даже облизала банку. Таким образом, в этот день от нашего обеда остались нам с Мишей, как говорят, одни рожки да ножки.

После супа мы угостили Альфу сладким. Хрупая сахар, она виляла хвостом и смотрела на нас с благодарностью. Карие её глаза, выглядывающие из марлевых "окошечек", увлажнились и блестели.

- Ишь ты, сластёна... - усмехнулся я.

Собака лизнула мне руку, и мы поняли это как просьбу повторить сладкое.

- Хорошенького понемножку, - промолвил Владимиров и повёл Альфу в землянку.

После обеда я прилёг отдохнуть в землянке. Альфа легла у моих ног и задремала. Во сне она часто вздрагивала и тихо скулила.

Через неделю швы смяли. Раны зажили хорошо. И ухо приросло. Только рубец стянул немного его: ухо укоротилось и не поднималось "свечкой".

Чтобы восстановить у собаки силы, мы кормили её вдоволь кониной. Квитко давал ей слишком большие куски. Альфа разрывала их на три-четыре части и прятала мясо в землю в разных местах, чтобы съесть после.

Первушкин очень обрадовался, когда узнал, что его собака жива и находится у нас.

- Наша Альфа никогда с маршрута не сбивалась. А потом раз - и пропала. Мы уже подумали: прямое попадание снаряда либо мины...

Вероятно, когда Альфа возвращалась с передовой к своему вожатому в штаб, то попала под артиллерийский налёт и, раненная, сбилась с маршрута и побежала куда глаза глядят, подальше от огня. Вот тогда-то мы и повстречали её в поле.

Первушкин увёл Альфу в роту, а через три дня снова привёл её к нам: