Разбойник Кадрус

Страсть, долго сдерживаемая, имеет свои потрясающие громовые удары, подобно тому как накопление электричества разряжается грозой. Между двумя прелестными девушками и красивым молодым человеком произошло нечто вроде электрического сотрясения, силы неудержимой. Жанна едва устояла на ногах; она побледнела и приложила руку к сердцу, чтобы сдержать его ускоренное биение. Яркий румянец разлился по смуглым щекам Марии. Лицо Жоржа осталось неподвижно, только его лошадь изобличала силу удара, нанесенного седоку. Сдавленная между железных колен и затянутая поводом от судорожного движения руки, она сделала отчаянный скачок.

Молодые девушки вскрикнули. Окно не было настолько высоко, чтобы Жорж не мог достать до него рукой. Он мгновенно остановил лошадь и вынудил ее стать как вкопанную, хотя она еще вся дрожала и фыркала. Удивленный де Фоконьяк молча смотрел на эту сцену.

Жорж медленно повернул голову к двум девушкам; они инстинктивно прижались друг к другу. Окинув их пламенным взором, от которого они затрепетали, он быстро подъехал вплотную к стене и подал Жанне розу, которую держал. Она приняла ее, не сознавая, что делает, и молодой человек ускакал как стрела.

Жанна вспыхнула от восторга. Мария побледнела от досады. Мог ли де Фоконьяк пропустить такой удобный случай выказать свою изысканную любезность? Он проворно сорвал цветок с куста шиповника, росшего у дома, и последовал примеру друга, но, подав свой цветок, послал ему вслед самый нежный поцелуй на кончиках пальцев.

Очень довольный собой, он грациозно округлил руку, закрутил самыми убийственными спиралями свои длинные усы и погнался за Жоржем, облизываясь, как кот, который сунул морду в сливки.

Глаза молодых девушек не отрывались от удаляющихся всадников, пока они не скрылись у них из вида.

Глава VII Кадрус заставляет офицеров его величества заплатить за сведения, которые доставил ему один из его Кротов

Разбойники мало-помалу поехали медленнее, шагом после рыси. Гасконец догнал Жоржа.

– Ну, мой добрый друг! – сказал Фоконьяк своему спутнику, как только они отъехали довольно далеко от балкона.

– Что – ну?

– Ну, нежный друг, мне кажется, что я тебя поймал. Никогда не надо бросать ни одного взгляда па прекрасный пол, на этих вероломных существ, которые не хотят любить Кадруса, на этих хорошеньких чудовищ, которые обожают только кавалера Каза-Веккиа… Я вот при первом случае… розы летают по воздуху! Завтра, вероятно, письма пойдут по адресу без помощи почтальона.

– Оставь меня в покое, – сказал Жорж, очевидно раздосадованный замечаниями жителя Лангедока. – Из того, что я послал завялый цветок этим молодым девушкам, какое заключение выводишь ты?

– Но мне кажется, что это довольно ясно.

– Ясно? Как… этой розе, которую я держал в руке, как будто позавидовала белокурая девушка на балконе…

– Ты видишь, я тебя поймал! – с живостью сказал, смеясь, Фоконьяк. – Ты сказал «белокурая», не правда ли?

– Конечно!

– А между тем уверяешь каждый день, что не хочешь бросить ни одного взгляда на этот ненавистный пол, который не хочет любить Кадруса и смотрит только на кавалера Каза-Веккиа?

– Что ж из того?

– А то, что ты назвал ее белокурой девочкой, а в другой заметил цвет волос! Эти два замечания, мой милый, опровергают твое пренебрежение к очаровательному полу.

– Ты мне надоедаешь! – сказал Жорж с нетерпением.

– Вот видишь ли, – продолжал Фоконьяк, – я очень силен в логике, а логика говорит мне еще…

– Что? – спросил Жорж и пристально посмотрел на Фоконьяка.

Этот мрачный взгляд точно уничтожил логику уроженца Лангедока, потому что он не закончил свою мысль. Но хотя он не осмелился высказать ее вслух, однако прошептал отрывочными фразами:

– Я гораздо откровеннее… признаюсь, я обожаю брюнетку и обещаю себе объясниться ей в любви в самом непродолжительном времени… У нее такие густые брови, что, должно быть, много электричества в сердце…

При мысли об удовольствии, ожидавшем его, фаянсовые глаза ловеласа засверкали.

В конце дороги появилась в блестящих костюмах, вышитых золотом, толпа придворных, присутствовавших при императорской охоте. Де Фоконьяк принял хвастливый вид, который взгляд Жоржа заставил его оставить, и опять начал играть роль маркиза.

В эту минуту послышался голос. Жорж и Фоконьяк повернули головы. Подъехал ординарец гофмаршала. Жорж принял равнодушный вид, Фоконьяк – вид достоинства. Поручик, любезный с противником, побежденным в игре, сделал ложному маркизу самый любезный поклон, так же как и Жоржу.

«Маленький поручик, которому я нарочно проиграл вчера триста луидоров, чтобы разыграть роль знатного вельможи», – подумал де Фоконьяк.

– Вы потеряли охоту, господа! – сказал тот.

– Боже мой! – сказал Фоконьяк.

– Вот часть охотников возвращается, – сказал поручик. – Как только я увидел вас, то опередил, чтобы сообщить вам новость.

– Какую?

– Обер-егермейстер так дурно распорядился, что охота не удалась.

– Бедный обер-егермейстер!

– Император взбешен.