Разбойник Кадрус

Император догадывался, что принцесса Полина захочет сама пойти с Констаном и видеть, как уедет ординарец. Он не препятствовал ей, думая, что бедная герцогиня обманута. И она действительно не подозревала ничего.

Глава LXI Кадрус еще не умер

Наполеон догадывался, что принцесса придет его упрашивать, и потому назначил военный суд с расчетом, чтобы приговор был исполнен тотчас же.

Пока судьи рассуждали, пятнадцать человек ждали с ружьем в руке, когда настанет минута, чтобы всадить пятнадцать пуль в грудь Кадруса.

Заседание суда было публичное. В зале находилось человек двести, а на улице тысяч десять.

В полночь собрался совет. Пять минут первого Кадрус был введен, и толпа приняла его в глубоком безмолвии. Он был в своем меховом плаще, в своей черной шляпе. В руке он держал свою маску. Солдаты почти симпатизировали ему, восхищались его мужеством. Горожане были поражены его надменной наружностью; женщины находили его красавцем.

Председатель задавал вопросы со своей обычной торжественностью. Кадрус отвечал с гордостью:

– Я Кадрус. Мне тридцать лет. Ремесло мое – грабить на больших дорогах и в домах тех людей, которых я нахожу слишком богатыми и большими грабителями, чем я. Жилище мое было во Франшарских ущельях. Там, под скалами, я положил тысячи человек, посланных захватить меня, в жизни моей я убил тысяч пять. У меня в шайке никогда не было более трехсот человек…

Председатель хотел остановить его.

– Позвольте, полковник, – продолжал Кадрус, – теперь или после я скажу это, лучше уж теперь. – Он продолжал: – Я всегда нападал только на гнусных плутов, разжиревших от крови и пота бедняков. Я убивал только негодяев или врагов, которые принуждали меня защищаться. Более всего сожалею я о том, что был поставлен в необходимость уничтожить столько неустрашимых и храбрых солдат перед моим гротом. Я был неограниченным повелителем больших дорог, составлявших мою империю. Мое право было правом сильного – единственное право, посадившее Наполеона на французский престол. Он украл свою корону, а я украл свою. Следовательно, мы равны. С тремястами я сделал столько же и более, чем он с миллионом солдат. Я считаю себя великим полководцем. Теперь судите и казните Кадруса. Тело погибнет, а слава останется.

Он обвел толпу орлиным взором, принял как законную дань говор восторга и сказал, садясь:

– Теперь я не буду отвечать. Я сказал все. Действуйте.

Председатель понял, что он не добьется более ни одного слова.

Суд шел своим чередом; выслушивали свидетелей. После обвинительной речи председатель предложил говорить Кадрусу, который отказался защищаться. Потом залу очистили, суд стал совещаться. Толпа ждала приговора. Залу опять, отворили, и смертная казнь была единогласным приговором.

Потом председатель объявил, что приговор будет исполнен тотчас же на дворе тюрьмы в присутствии народа.

Кадруса отвели на двор среди десяти тысяч человек и поставили его к стене. Полковник, председатель совета, сам пошел наблюдать за казнью. Кадрусу хотели связать руки и завязать глаза, но он не согласился.

– Полковник, – сказал он, – я прошу вас уважать обычаи. Всякому энергичному человеку позволяют командовать самому.

– Хорошо, – сказал полковник.

Кадрус принял надменную позу перед взводом солдат. Он сказал им:

– Товарищи, я всегда хорошо обращался с моими противниками. Я прошу вас оказать мне единственную и последнюю услугу. Я хочу, чтобы мне выстрелили в грудь и чтобы пули пощадили мою голову.

Офицер обернулся к своим солдатам.

– Вы слышите? – сказал он.

– Да, – ответили они.

Полминуты отделяло начальника Кротов от смерти.

Глава LXII Свидание Кадруса с принцессой Полиной

Пока Кадруса судили, в Тюильри происходили описанные нами сцены. Принцесса Полина выпросила у Наполеона приказание отменить казнь атамана Кротов. Но император приказывал в записке офицеру, который вез первый приказ, опоздать. Наполеон отдал эту записку своему камердинеру Констану, но тот не знал, что заключается в ней, для него ли эта записка или для офицера. Для этого он захотел прочесть ее Но принцесса шла за ним и почти что подталкивала.

– Друг мой, – говорила герцогиня, – спешите, дело идет о жизни человека.

– Герцогиня, – сказал Констан, – я спешу как могу.

– Побежим.

– Не могу. У меня в колене ревматизм.

Герцогиня не хотела слушать более и вырвала приказ из рук камердинера. Но, вырывая его, она увидела бумагу, оставшуюся в руке Констана, и заметила его бледную и встревоженную физиономию. Она поняла все.

– Дайте мне эту бумагу, – сказала она.

– Герцогиня…

– Дайте!

– Герцогиня!

– Берегись… Если ты не отдашь, то рано или поздно я тебя погублю.

Констан счел, что гораздо опаснее раздражить герцогиню де Бланжини, чем согласиться. Он подумал, что сможет извиниться перед Наполеоном, и отдал записку. Герцогиня прочла и задрожала от негодования. Но не время было предаваться упрекам. Она выбежала во двор и увидела ординарца, уже сидевшего на лошади. Там стояли также двое часовых, один верховой, другой пеший.