Читаем Разбойники полностью

Моор. Привет тебе, родная земля! (Целует землю). Родное небо! родное солнце! и вы, луга и холмы! и леса и потоки! всем вам сердечный привет мой! Как сладок воздух, веющий с гор моей родины! Каким бальзамом наполняешь ты грудь бедного беглеца – Элизиум, поэтический мир! Остановись, Моор! твоя нога в священном храме! (Подходит ближе). Вот и ласточьи гнезда на дворе замка и садовая калитка, и тот забор, где ты так часто подстерегал и дразнил ловчего[48]! А вон и лужайка, по которой ты, герой Александр, вел своих македонян в атаку при Арбеллах, и зеленый холм, с которого ты низверг персидского сатрапа и где высоко взвилось твое победное знамя! (Улыбается). Золотые, майские годы детства снова оживают в душе несчастного. Тогда ты был так безоблачно весел; а теперь… всюду лежат обломки твоих планов! Здесь ты должен был некогда жить великим, всеми чтимым человеком; во второй раз пережить свои детские годы в цветущих детях твоей Амалии; быть идолом своего народа. Но злому духу, видно, не понравилось это! (Вздрагивает). Зачем я пришел сюда. Затем ли, чтоб, подобно колоднику, звоном железной цепи пробудить себя от сна о свободе? Нет, я уйду отсюда. Колодник позабыл уже о свете; но сон свободы промелькнул перед ним, будто молния в ночи – и вокруг него стало еще мрачнее. Простите вы, родные долины! Некогда видели вы мальчика-Карла – и мальчик Карл был счастливый мальчик. Теперь видите мужа – и он в отчаянии. (Быстро оборачивается, чтоб идти, но вдруг останавливается и грустно смотрит на замок). Не видать ее – ни одного взгляда? и всего одна стена между мной и Амалией! Нет! я должен ее видеть! должен – хотя бы это стоило мне жизни! (Оборачивается). Батюшка! Батюшка! твой сын идет к тебе. Прочь, черная, дымящаяся кровь! Прочь! тусклый, дрожащий, ужасный взгляд смерти. Только на этот час оставьте меня в покое! Амалия! батюшка! твой Карл идет к тебе! (Быстро подходит к замку). Мучьте меня с рассветом дня, не отставайте от меня с приходом ночи, терзайте в страшных сновидениях – только не отравляйте этого последнего наслаждения! (Останавливается у ворот). Что это со мною? Что это значит, Моор? Мужайся! Трепет смерти… предчувствие чего-то страшного…

(Входит в ворота).

Вторая сцена

Галлерея в замке.

Разбойник Моор и Амалия входят.


Амалия. И вы думаете узнать его между этими портретами?

Моор. О, наверное! Его образ жил всегда в моем сердце. (Смотрит на портреты). Не этот.

Амалия. Угадали. Это родоначальник графского дома: он получил дворянство от Барбаруссы за отличие в походах против пиратов.

Моор(все еще пересматривая портреты). И не этот, и это не он, и этот также. Его нет между ними.

Амалия. Как? Посмотрите хорошенько. А я думала, что вы его знали.

Моор. Моего отца я не лучше знаю. Этому недостает кроткой черты около губ, которая из тысячи заставила б узнать его. Это не он.

Амалия. Вы меня удивляете. Как? восемнадцать лет не видать – и…

Моор(быстро, с пламенеющими щеками). Вот он! (Стоит, будто пораженный громом).

Амалия. Редкий человек!

Моор(углубленный в созерцание). Батюшка, батюшка, прости меня! Да это был редкий человек! (Утирает глаза). Божественный человек!

Амалия. Вы, кажется, принимаете в нем большое участие.

Моор. Удивительный человек! И его не стало?

Амалия. Он умер, как умирают наши лучшие радости. (Дотрогиваясь до руки его). Граф, нет счастья под солнцем!

Моор. Правда, правда! Но неужели и вас коснулось это печальное испытание? Вам нет еще и двадцати трех лет.

Амалия. А я уже это испытала. Все живет для одной печальной смерти. Мы для того только и гоняемся за счастием, для того только и наживаем его, чтоб потом потерять все нажитое.

Моор. И вы, уже потеряли кого-нибудь?

Амалия. Никого!.. все!.. никого… Пойдемте, граф.

Моор. Так скоро? Чей это портрет вон там направо? Мне кажется, что у него несчастная физиономия.

Амалия. Налево? – это сын графа, теперешний владетель. Пойдемте! Пойдемте!

Моор. Нет, этот направо?

Амалия. Вам неугодно идти в сад?

Моор. Но этот портрет направо?..Ты плачешь, Амалия?

Амалия(поспешно уходит).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820
Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Дочь графа, жена сенатора, племянница последнего польского короля Станислава Понятовского, Анна Потоцкая (1779–1867) самим своим происхождением была предназначена для роли, которую она так блистательно играла в польском и французском обществе. Красивая, яркая, умная, отважная, она страстно любила свою несчастную родину и, не теряя надежды на ее возрождение, до конца оставалась преданной Наполеону, с которым не только она эти надежды связывала. Свидетельница великих событий – она жила в Варшаве и Париже – графиня Потоцкая описала их с чисто женским вниманием к значимым, хоть и мелким деталям. Взгляд, манера общения, случайно вырвавшееся словечко говорят ей о человеке гораздо больше его «парадного» портрета, и мы с неизменным интересом следуем за ней в ее точных наблюдениях и смелых выводах. Любопытны, свежи и непривычны современному глазу характеристики Наполеона, Марии Луизы, Александра I, графини Валевской, Мюрата, Талейрана, великого князя Константина, Новосильцева и многих других представителей той беспокойной эпохи, в которой, по словам графини «смешалось столько радостных воспоминаний и отчаянных криков».

Анна Потоцкая

Биографии и Мемуары / Классическая проза XVII-XVIII веков / Документальное