Разбойники

- А разве я не счастливая невеста? - спросила Амалия с невыразимым чувством, и с этими словами она встала на колени перед графом и склонила голову, как бы ожидая его благословения.

Просияв от радости, граф поднял ее, поцеловал в лоб и воскликнул:

- Амалия? Возможно ли это? Франц, о, счастливый Франц!

Граф Франц приблизился неверною походкой. В его движениях слышался страх сомнения. Амалия отшатнулась, но затем протянула графу руку, которую тот покрыл поцелуями.

За столом Амалия была тиха и серьезна, мало принимала участия в разговорах, но благосклонно прислушивалась ко всему, что говорил Виллибальд, как всегда сидевший с ней рядом, но чувствовавший себя на этот раз как на горячих углях. Граф Франц бросал удивленные взгляды на эту пару, и Виллибальд начал опасаться, что Амалии пришла в голову безумная мысль нарядиться невестой оттого, что она думала этим обратить на себя его внимание и, как тогда, еще раз сделать попытку заставить его принять в ней участие. Случилось, однако, иначе. Когда встали из-за стола, Амалия схватила руку Виллибальда, пока другие еще продолжали разговор, и увлекла его из столовой к себе в комнату. Она дрожала, готова была упасть, так что Виллибальд должен был обнять ее и, не помня себя в любовном восторге, поцеловал ее красивые губки. Тогда только графиня прошептала: "Оставь меня, ах! Оставь меня! Судьба моя решена... Ты пришел слишком поздно. О, если бы ты пришел раньше! Но теперь... О Боже!"

Поток слез лился из ее глаз, и она ушла из комнаты. В то же мгновение туда вошел граф Франц. Виллибальд приготовился к жестокой сцене и ожидал принять оскорбление от ревнивца мужественно и твердо. Тем более был он удивлен, когда граф подошел к нему, страшно взволнованный, и спросил дрожащим голосом с видом, ясно говорившим о его сердечном страдании:

- Насколько я слышал, завтра рано утром вы уезжаете с вашим другом?

- Непременно, граф, - отвечал Виллибальд с облегчением. - Мы здесь промедлили слишком долго, и злая судьба могла нас, помимо нашего желания, впутать во многое, что составляет великое несчастие этого дома.

- Вы правы, - сказал граф, глубоко тронутый, и жгучие слезы показались на его глазах. - Вы правы. Нечего мне больше предостерегать вас против прелестей Армиды. Ринальдо вырвался из ее сетей с достаточным мужеством. Вы меня вполне поняли. Я следил за вами с подозрительностью ревнивца и признаю вас свободным от всякой вины. О, если бы это была единственная вина в доме... Но довольно! Не будем говорить об этом. В воздухе скрыто какое-то бедствие, но угадать в чем оно, может только адское искусство.

Когда все общество снова собралось, вызвали священника. Вернувшись, он сказал что-то тихо графу, на что последний ответил вполголоса: "Она становится невозможной. Оставьте ее".

После друзья узнали от священника, что Амалия пожелала исповедываться и выразила разного рода странные сомнения относительно первородного греха, вечной кары и тому подобных вещей. Когда же священник невольно успокоил, как умел, ее мятежный дух, она объявила, что чувствует себя совершенно больной и не будет выходить весь вечер из своей комнаты.

По случаю отъезда друзей вино полилось еще обильнее, чем обыкновенно, и помогло забыть капризную Амалию и ее болезнь, которая, как старый граф знал по опыту, основывалась на пустом воображении. Все, и особенно Виллибальд, забывший при мысли о скором отъезде все заботы и чувствовавший себя легко и весело, как выпущенная на свободу птичка, были в самом светлом и беззаботном настроении. Шутка всегда присуща веселью, и хирургу постоянно приходилось извиняться за свой неудержимый смех. Он все порывался спросить, правда ли, что сегодня состоялась помолвка графини? Священник же старался не давать ему говорить, и забавно было смотреть, как хирург, совсем озадаченный, сидел с открытым ртом и никак не мог понять, почему он не должен был ничего знать о свадьбе, которая, по его мнению, могла бы быть отпразднована, так сказать, потихоньку, без невесты. Только граф Франц был беспокоен и мучился дурными предчувствиями. Он то выходил из залы, где все сидели, то снова возвращался, садился у окна, подходил к двери и т.д. Разошлись только поздней ночью.

На следующее утро друзья услыхали необыкновенную беготню в замке, голоса перекликавшихся людей, шум оружия и тому подобное. Они подошли к окну и увидели, что граф Франц, вооруженный, выезжал во главе егерей. Слуга, который приносил обыкновенно завтрак друзьям, не являлся. Предчувствуя что-то ужасное, друзья спустились вниз. Они встречали испуганные, бледные, смущенные лица; никто не отвечал на их вопросы.