Разбойники в горах Атласа

Подолом платья она вытерла лицо сына. Увидев, что Айше стало лучше, соседки утешили ее, как могли, и ушли, чтобы не мешать, зная, что она будет угощать их, хотя у нее самой ничего не было. Айша достала две горстки крупы, оставшиеся у нее, и высыпала их в чугунок, потом стала размешивать большой деревянной ложкой. Хасан смотрел на спящего брата, лицо у того с одной стороны распухло больше, чем с другой. Время от времени он поглядывал на мать, варившую кашу. Она очень переменилась, стала просто неузнаваемой: щеки изрезаны морщинами, глаза ввалились. Не зная, с чего начать, Хасан спросил у матери:

— Что мы будем делать, мама?

Продолжая помешивать кашу, мать отвечала ему ласково, с нежностью в голосе:

— Мне сказали, что ты устроился на хорошее место. Тебе хотелось бы там остаться?

Хасан ответил:

— Там очень добры ко мне, и ем я досыта. Жаловаться не приходится. Но что мы будем делать теперь, мама?

Айша не выдержала. Вынув ложку из чугунка, она подошла к Хасану и села рядом.

— Каид хочет, чтобы ты работал вместо брата, — сказала она горестно, ломая руки.

Кровь бросилась Хасану в голову.

— Ни за что, — ответил он. — Он убил моего отца. Чуть не убил брата. Не говоря уже о быках. А теперь еще хочет, чтобы я шел к нему!

Застыв от удивления, мать спросила:

— Откуда ты все это знаешь?

Мальчик повторил то, что рассказывали грабители, когда приходили в деревню, где он жил. Хасан знал все до мельчайших подробностей.

— Так эта самая банда убила твоего отца? — с беспокойством спросила мать.

— Нет, другая, — ответил он. — Откуда такая ненависть к нам? Чего они к нам пристали? Что такого им сделал отец?

Они умолкли.

Каид, у которого стадо осталось без пастуха, потребовал от Айши, чтобы она выполнила условия их договоренности.

— Либо ты вернешь мне то, что задолжала, либо второй твой сын заменит того, который болен.

У Айши не осталось ничего. Чтобы жить, ей нужна была вторая половина жалованья пастуха, о котором условились ее муж с каидом. Она получила только первую половину. Другую ей должны были выплатить зимой.

У Матушки к Хасану относились, как к родному. Его все любили. По натуре очень живой, он умел и посмешить и рассказать забавную историю во время общих сборищ. И однако часто, уходя со своими козами, он садился под дерево и смотрел вдаль, спрашивая себя, а что там, за горизонтом, так ли, как у них, живут люди в том краю. А в иные минуты, возвращаясь вечером, он садился у огня и, углубившись в свои мысли, ни на что не обращал внимания. Он смотрел на огоньки, перебегавшие по раскаленным углям: голубые, сиреневые; потом вдруг цвета менялись, превращались в оранжевый, светло-желтый, серый. Потрескивание дров порой выводило его из задумчивости. Тогда он подкидывал одно-другое полено, чтобы не было дыма. Огоньки разгорались ярче: голубые, зеленые, желтые. Потом все снова становилось обычным в его глазах. Нет, он совсем не хотел возвращаться к себе в деревню. Смерть отца, безропотность людей отвратили его от родных мест. Ему никого не хотелось больше видеть, разве что мать с братом. И вот теперь брат его на краю могилы. На него снова обрушилось несчастье. Сердце его было исполнено печали, он познал горечь страдания, скрытого на дне души; это все равно что болезнь, которая точит вас, проникая в самую глубь вашего существа, и от которой нет спасения. Но что поделаешь? Он постарался отвлечься от своих мыслей. Ему вспомнился брат, играющий на свирели. Играя, он любил следить за облаками, плывущими по воле ветра. Когда облака вытягивались, он играл потише. Звуки его свирели как бы подражали краскам: голубой, багряной, фиолетовой, и так до тех пор, пока солнце не пряталось за гряду гор и суровые утесы и скалы не погружались в сон.

XXIII

Неурожайные годы тянули за собой много бед, порождали раздоры и споры.

Препирательствам не было конца:

— Ты захватил мою землю.

— Ты передвинул мою метку…

И порой дело кончалось плачевно, доходило даже до кровной мести.

Коварные замыслы вынашивались упорно и терпеливо.

Так, два клана устроили целое побоище из-за куста боярышника. Жалкое, чахлое деревце стояло на границе, разделяющей земли двух кланов. В прошлом году оно не дало плодов. А в этом их было больше, чем листьев. Тут и началось:

— Зачем вы ломаете ветки, ведь дерево-то общее?

— А как быть, если плоды всегда достаются вам?

Обиженный клан потребовал разделить урожай. Другой отказался.

И вот однажды, еще до свету, первый клан напал на своих противников, поубивали всех без разбора: мужчин, женщин, детей. Даже собак — и тех не пощадили. Настоящее побоище. После такого злодеяния их всех посадили в тюрьму: и мужчин, и женщин, и детей.

XXIV

Приспело время пахоты. И тут требовалось соблюсти множество обычаев. Мужчины закончили подготовительные работы, каждого дожидался готовый плуг. Женщины замачивали зерно — пшеницу, бобы, пуашиш, — произнося при этом заклинания: