Спешившись, Иванко, Митрий, а следом за ним еще с полдесятка парней быстро поднялись на крыльцо, рванув в избу через сени… В людской оказалось пусто. Хотя не совсем пусто – при ближайшем рассмотрении на полу под столом обнаружился спящий отрок.
– Э-эй, паря! – Иван ткнул его носком сапога, потом наклонился, принюхался. – Да он пьян, собака! В лежку.
– Вверху есть горницы, – шепотом напомнил Митрий.
Приказчик кивнул и, вытащив палаш, вышел в сени, откуда наверх вела узкая лестница. Ловко взобрался и вдруг застыл, обернулся:
– Тсс!
Митька и сам услыхал где-то наверху не совсем понятный звук – то ли чей-то вскрик, то ли звон.
– А, – чуть подумав, махнул палашом Иванко. – Лезем! Там разберемся.
Неширокая галерейка – дверь – горница. Иван рванулся вперед, за ним – Митрий. Жалобно скрипнув, дверь распахнулась от удара ноги… И ворвавшиеся в горницу люди удивленно застыли на пороге.
В свете трех восковых свечей, воткнутых в массивный бронзовый подсвечник, хорошо были видны распластавшиеся у самого порога тела, а посередине горницы – дева в разорванной на груди одежонке и с большой сковородой в руках. От сковороды вкусно пахло жареной рыбой. Увидев вбежавших, дева со вздохом взмахнула сковородой, и Иванко инстинктивно пригнулся – кому ж понравится, коли тебя вот так вот встречают? Остальные парни озадаченно попятились, рассмеялся лишь один Митрий.
– Василиска, – негромко попросил он. – А ну-ка, положь сковородку на стол.
– Митька! – Синие глаза девушки вспыхнули радостью. – Так тебе удалось все же…
– Удалось, – улыбнулся отрок. – Отыскал вот, привел. Это все наши люди… Ой, – он двинулся было к сестрице, но едва не споткнулся о лежащее тело. – Это что ж тут деется-то, а?
– Вот именно, – поддакнул во все глаза таращившийся на девчонку приказчик. – Интересно даже.
– Да, – Василиска все так и держала в руках сковороду. – Эти вон, – она кивнула на тела, – рыбы нам в подклеть принесли да меня вызвали – поволоку зашить. Ишь, нашли дуру! Будто не знаю, чего им надо! Ну, думаю, схожу… авось чего и выгорит – народу-то на дворе мало. Едва взошла – как эти набросились, стянули вожжами, волчины… Ну, я ведь и назвалась курвой стретиловской – хватит, говорю, насильничать, я вам и так любовь покажу, да такую, что искры из глаз полетят. Тут эти прощелыги переглянулись, ага, раз курва, ломаться не будет – уселись на лавку послушненько, а уж я… ой, грех и говорить-то…
Девчонка вдруг сконфузилась, посмотрев на приказчика, зарделась даже. Отвернулась к стене.
– Ничего боле говорить не буду!
Митрий засмеялся:
– Пойдем-ка наших из подклети выпустим. А по пути доскажешь, больно уж интересно!
– Интересно ему… – Девушка еще пуще зарделась.
В этот момент, застонав, уселся на полу прощелыга – тощий, смешной, с красными оттопыренными ушами. Схватился за голову, недоуменно оглядываясь вокруг.
– Вы… вы кто это?
– Государева приказного дьяка люди, – подбоченясь, сквозь зубы пояснил Иван и мигнул своим. – Вяжи его, парни!
Красноухий и понять ничего не успел, как был уже крепко спеленут. Та же участь постигла и его пришедшего в себя сотоварища. Обоих покуда там и оставили, в горнице, под присмотром одного из дьяковых воинов.
– После наведаюсь к вам, – нехорошо улыбаясь, пообещал приказчик. – Поговорим, посудачим.
Светало. Выпущенные из темной подклети узники, улыбаясь, щурили глаза от утреннего света. Судя по чистому небу, денек сегодня ожидался погожий.
– А что с хозяином? Чай, сей тать не монастырский тяглый мужик – беломосец. – Тонник Анемподист пристально взглянул на приказчика. – Дьяк его на суд повезет или сам судить будет?
– Судить? – скривил губы Иванко. – Ты полагаешь, есть смысл? Ведь выкрутится, разбойная рожа, за ним бы понаблюдать тайно, доказательств собрать, послухов. А какие сейчас послухи?
– Как это – какие? – вступил в беседу Прошка. – Мы!
– Вы? – Приказчик засмеялся. – А про вас он скажет, что за беглых принял и честно хотел вернуть монастырским старцам! Поди докажи обратное. Думаю, его слова и кузьминские все подтвердят, и причт с церкви Спасской. Ведь так?
Вздохнув, Анемподист положил руку на широкое плечо Прошки и согласно кивнул:
– Так… Умен ты, гость торговый. И – смотри-ка – отрядец-то какой у тебя! Все умелы, конны, оружны…
– А, ты про них, – Иванко посмотрел на конников. – То вовсе и не мои люди, дьяка. Мелентий Дементьевич – человек занятой, важный, в приказе каменных дел служит. Всем крепостным строительством ведает, каменоломнями, каменщиками, кирпичными. Сейчас вот на этот счет Тихвинский посад проверит, обитель Успенскую, а потом и Новгород, Псков.
– Вот как? Ну и ну! – Смешно выговаривая слова, чернец озабоченно покачал головой. – Что же, война, что ль, скоро? И – не иначе – со свеями, больше-то здесь соперников нет. Что же они, Тявзинский уговор нарушили?
– Да не знаю, – с деланным равнодушием пожал плечами приказчик. – Не нарушили, так нарушить могут – так дьяк говорит.
Резко прикусив язык, Иванко отвернулся, подошел к своим, спросил что-то. Вид у приказчика был такой, словно он сболтнул лишнее.