— А как ещё я могу тебя увидеть, если ты сменила номер и удалилась из соцсетей? Хорошо, ещё люди добрые сказали, что ты осталась тут, и живёшь у меня в соседях.
— Это ненадолго. — Огрызаюсь, сама не знаю, зачем.
— Я хотел поговорить с тобой. Так, чтобы никто не мешал.
— Ты точно чокнутый. — Резюмирую, надувшись.
На самом деле, я чуть не «описалась» от радости, когда увидела его. Моё поведение сейчас — скорее ответная реакция на стресс. Меня никто до этого не выкрадывал прямо из постели…
Дима отворачивается и заводит мотор своей машины.
Я помню запах и обстановку этой тачки.
Не знаю, почему он всё ещё передвигается на своём монстре, хоть может позволить себе любую премиум-модель.
Мы отъезжаем на приличное расстояние от посёлка, прежде чем я, укутавшись в свою толстовку, будто прикрывшись щитом, интересуюсь:
— Куда ты меня везёшь?
Крючковский поворачивается и бросает на меня короткий взгляд.
— Скоро приедем.
Какая-то тупая ситуация.
Мы вроде знаем друг друга «от и до», но чувствуем неловкость и недосказанность.
Будто чужие люди.
По крайней мере, я так себя ощущаю.
Хоть и поглядываю на него украдкой боковым зрением, ведь невозможно не смотреть на это идеальное лицо.
В конечном итоге, мы уезжаем на несколько километров от посёлка и оказываемся в таком месте, куда явно не ступала нога человека.
Это что-то вроде опушки, вокруг которой лес, странно, что сюда вообще ведёт какая-то дорога.
Крючковский глушит мотор, я уже почти нырнула в капюшон толстовки.
— Живописное местечко, да? — Поворачивается ко мне.
Он явно в хорошем настроении, может мне показалось, но голос слегка дрогнул.
— Что происходит, Дим? — Я стараюсь не поддаваться панике и одновременно не наброситься на него, как какая-то маньячка.
— Я очень хотел поскорее увидеть тебя. — Говорит негромко. — Сюрприз!
— Да уж… Это точно.
Мы молчим несколько мгновений, и мне кажется, что в темноте он меня рассматривает.
— Почему ты решила за нас обоих? — Вдруг спрашивает и голос его меняется.
Я понимаю, о чём он, но не знаю, что ответить.
Поэтому молчу и отворачиваюсь.
Это слишком сложное испытание для меня. Я и так «в ауте» от его внезапного поведения, так ещё и нахожусь с ним в замкнутом пространстве, и он явно настроен получить от меня ответы, которые я сама себе озвучивать не решаюсь.
— Признайся, Заяц, ты испугалась, да?
В горле комок от его предположения, отчасти потому, что это близко к правде.
Внезапно происходит то, от чего у меня сердце ухает к горлу. Моя рука оказывается в горячих ладонях мужчины.
Я задерживаю дыхание, ощущая себя юной девчонкой, которая впервые пошла на свидание.
Чёрт возьми, это слишком…
— Ты думаешь мне не страшно, Алин? — Дима понижает голос, поглаживая осторожно тыльную сторону моей ладони.
Почему-то сейчас я не ощущаю цинизма и отстранённости, как в прошлый раз, только не после того, что между нами произошло…
— Я сам не свой после нашей прошлой встречи. — Продолжает он. Я уже могу рассмотреть тёмные брови и некоторые черты лица, хоть мы и сидим в кромешной темноте. — Всё валится из рук, не могу думать ни о чём, кроме тебя. И меня просто убило твоё решение меня бросить.
— Мы с тобой даже не «встречались». — Возмущаюсь тут же, пытаясь вырвать руку из захвата. — Ты женат! Как я могла тебя бросить?
— То есть, того, что у нас было, недостаточно, по-твоему, чтобы понять, как я к тебе отношусь?
— Отдай мне руку.
— Нет.
Я давлюсь воздухом. Вся эта ситуация до жути напоминает мне наши давнишние перепалки, и также будоражит кровь, хоть и обстоятельства сейчас совсем другие.
— Ты даже представить себе не можешь, как я хочу тебя поцеловать… — Понижает он голос до критически сексуального.
— Прекрати. — Пытаюсь выстроить стену, но получается скорее хлипкая изгородь.
По крайней мере Диму она точно остановить не может.
Меня притягивают к нему сильные мужские руки. Я даже посопротивляться толком не успеваю, как тут же оказываюсь прижатой к горячей груди и с «запечатанным» ртом.
Крючковский офигенно целуется, и у меня ещё воспоминания не остыли с прошлого раза, но это напоминание круче, чем вообще что-либо в этой жизни.
Я даже не замечаю, как начинаю постанывать от удовольствия. А он замечает. И отрывается от меня, явно с внутренним усилием.
— Как же я мечтал об этом, ты даже не представляешь… — Он не скупится на слова, явно намереваясь усыпить мою бдительность.
— Представляю.
Что уж теперь скрывать… Тут и так всё понятно.
Снова поддаюсь ему.
Может, это моя карма — умирать от счастья в его руках, а потом от горя, одной, заливая подушку слезами.
— В таком уединённом месте… — Произносит Дима мне в губы. — В полной тишине… я бы больше всего хотел снять с тебя всю эту тёплую одежду… и поцеловать каждый участок твоего умопомрачительного тела…
Меня начинает бить мелкой дрожью, кажется, я потихоньку схожу с ума.
— Хотел бы слушать, как ты дышишь и стонешь, не сдерживая себя… — Проводит губами по щеке, останавливаясь у виска. — Я слышал это, и больше никогда не смогу забыть.
— Диим… — Шепчу на выдохе.
— Что бы ни случилось, Заяц, знай: я очень сильно люблю тебя.