Разбудить смерть

— Из бельевой. Это в коридоре. Я так думаю. Сегодня утром я недосчиталась пятнадцати полотенец, и всю комнату словно перевернули.

— За бельевую вы отвечаете?

— Да. И вчера вечером я ее заперла. Но кто-то проник туда и перевернул все вверх тормашками.

— Что-нибудь еще пропало?

— Нет. То есть одно полотенце для лица. Ручаюсь, это как раз оно. — Девушка кивнула в сторону тела Дженни Кент, и Хэдли подвинулся, чтобы загородить его.

— У кого еще есть ключи от бельевой комнаты?

— Насколько мне известно, ни у кого.

— Во сколько вы сегодня заступили на дежурство?

— В четверть восьмого.

Хэдли подошел к двери, открыл и снял с ее ручки табличку с надписью «Просьба не беспокоить». Стоя в глубине комнаты, Кент через открытую дверь видел в коридоре наискосок дверь в комнату, которая на плане была обозначена как гостиная сэра Гайлса Гэя. И сейчас дверь немного отворилась и оттуда выглянуло встревоженное и заинтересованное лицо. Если бы это был сэр Гайлс Гэй, то Кент удивился бы. Он вспомнил замечание доктора Фелла о его интересе к именам, хотя не понимал его смысла. По имени хозяина «Четырех входов» Кент представлял себе героя старинных баллад, с размашистыми жестами и боевым духом. А из-за двери выглядывал, не скрывая любопытства, усохший человечек, похожий на какого-нибудь древнего философа. Дружески улыбнувшись Хэдли, обнажив при этом белоснежные искусственные зубы, как на портретах Вудроу Уилсона, усохший убрал голову и скрылся в комнате. Роспись на стене изображала дружескую попойку. Хэдли прикрыл дверь номера 707.

— Итак, сегодня вы пришли на работу в четверть восьмого, — обратился Хэдли к горничной. — Полагаю, вы проходили мимо этой двери?

— Да, сэр, конечно.

— Вы обратили внимание на эту табличку?

— Да, я ее видела, но не заметила, что на ней написано. Нет, не заметила, — возбужденно повторила Элеонор. Было ясно: она жалеет об этом.

— Между тем временем, когда вы пришли на дежурство, и тем моментом, когда сюда поднялись этот джентльмен и портье, вы видели еще кого-нибудь в этом крыле?

— Нет. То есть никого, кроме рассыльного. Он поднялся около половины восьмого, посмотрел на дверь номера 707, а потом ушел.

Мейерсу, портье, не терпелось вступить в разговор. Он прочистил горло кашлем, как нервничающий оратор перед аудиторией. Он и говорить начал соответственно. Но Хэдли его прервал:

— Минуточку. Относительно прошлой ночи. Вы были в этой части крыла гостиницы, когда мистер Рипер с друзьями вернулся в отель после театра?

— Это тот красавчик из 701-го? — не удержалась девушка и тут же замолчала, покраснев от смущения. — Да, была, — торопливо добавила она.

— Вы видели… — Хэдли отступил в сторону и указал на тело Дженни Кент.

— Да, видела. Я видела их всех, кроме мужчины с усами из 705-го.

— Во что была одета миссис Кент? Вы помните?

— На ней была та же одежда, что и сейчас. Только поверх еще накидка из норки. Да, и на ногах у нее были туфли, а не тапочки, — добавила Элеонор, еще раз внимательно посмотрев на убитую. — А другая, такая толстая дама («Наверняка Мелитта Рипер», — подумал Кент), была в вечернем платье из золотистой ткани, с пелериной из белого меха. Но эта леди, — девушка кивнула на тело, — и такая надменная леди из 708-го были в обычных платьях.

Возмущенный Мейерс намеревался сделать замечание горничной за развязный тон, но ледяной взгляд Хэдли остановил его.

— Они о чем-нибудь разговаривали?

— Только пожелали друг другу спокойной ночи, насколько я помню.

— И сразу разошлись по комнатам?

— Да, сэр. Они остановились каждая перед своим номером, взялись за ручку двери, взглянули друг на друга, знаете, как будто ждали какого-то сигнала. А потом сразу одновременно повернули ручки и вошли к себе.

Хэдли заглянул в блокнот, затем обратился к Мейерсу:

— Теперь о браслете. Когда вы услышали о том, что его позабыли в этой комнате?

— Сегодня в восемь утра, сэр, когда явился на свою смену, — с готовностью отвечал тот. Он давал показания как на плацу и проявлял настоящую рьяность в этом деле. Ответы вылетали из него, как будто его трясли за плечи. — Видите ли, я дневной портье и заступаю на дежурство в восемь утра. Но Биллингс, ночной портье, сказал мне об этом, уходя с работы. Дама, которая занимала номер, миссис Джоупли-Данн, позвонила вчера и сказала про забытый браслет. Миссис Джоупли-Данн тогда оставалась на ночь у друзей в Винчестере. Она собиралась на следующий день сесть на «Директорию». Но она позвонила так поздно, что Биллингс не решился беспокоить миссис Кент.

— В котором часу это было? Вы знаете, когда был звонок?

— Да, сэр, все звонки регистрируются. Это было без десяти двенадцать вечера.

— В 11.50? — быстро переспросил шеф полиции. — Кого-нибудь послали наверх спросить о браслете?

— Нет, сэр, и даже не стали звонить в номер. Как я сказал, Биллингс не хотел беспокоить миссис Кент в столь поздний час.

— Кстати, а где были вы в это время?

— Я, сэр? Дома, в постели, — с достоинством отвечал Мейере, безмерно пораженный бестактным вопросом.

— Пожалуйста, расскажите, что происходило сегодня утром.

Мейерс пересказал уже знакомую всем историю: