Она остановилась на мосту Карусель над черной рекой, чтобы полюбоваться на огни, освещавшие пролеты мостов с обеих сторон, имевшие форму арок: образ и его зеркальное отражение, возвращавшее к началу бесконечное множество раз. Это было, несомненно, одно из красивейших зрелищ на земле. Является ли красота окружающего мира позитивной ценностью, как сотрудничество, за которую обществу приходится платить свою цену? Французы, очевидно, думают именно так. Князя Кропоткина, насколько она помнила, красота интересовала мало.
Она скорее почувствовала, чем увидела, что кто-то к ней приближается, а потом поняла, что это Эмиль Аббу: с поднятым воротником и шарфом, обернутым вокруг шеи, он быстрыми шагами направлялся к ней со стороны дома Жеральдин. Он поднял руку в приветствии. В том, что она встретила кого-то знакомого среди ночи в Париже, особенно Аббу, которого она недавно видела в окружении семьи, было что-то обеспокоившее ее, и, несмотря на свои размышления о безопасности в Париже, она ощутила страх, как будто он мог причинить ей зло. Или это было чувство вины, как будто ее застали за чем-то нехорошим?
—
—
— Да нет, она любит устраивать приемы. — Повисло молчание.
— О, хорошо.
Неожиданно он взял ее под руку.
— Почему вы здесь? Пойдемте, выпьем коньяку или съедим что-нибудь.
Какое странное стечение обстоятельств. Эми пассивно пошла с ним по направлению к Сен-Жермен, по улице Сент-Пэр, удивляясь, почему она это делает. Да он-то как тут оказался, в самом деле?
— У нее много знакомых американцев, — сказала Эми. — Я думаю, она хотела, чтобы я почувствовала себя как дома.
— Вот, «Флор».
Они зашли в кафе — несмотря на позднее время, тут было много народу — и сели на террасе под кондиционерами, согревавшими помещение теплым воздухом. Он заказал два бокала коньяку, не спросив, чего она хочет. Эми не понимала даже, почему она тут сидит, почему так неосмотрительно заговорила об американцах, что неизбежно вызовет его критику и заставит ее снова заступаться за свою страну, даже если она будет наполовину согласна с тем, что он скорее всего скажет. Сегодня вечером во «Флор» оказалось много американцев, но были еще и пожилые француженки, смотрящие в свои бокалы с анисовым ликером, как та зеленоватая женщина на картине, которую видела Эми, что разглядывала свой абсент. Эми и Эмиль смотрели друг на друга. Он, вероятно, как и она, спрашивал себя, почему они здесь или о чем теперь говорить? Нет, ей не было неприятно сидеть в полночь в парижском кафе в компании красивого француза — это ведь вполне соответствовало ее мечтам о Европе, разве нет? И почему у нее всегда такие противоречивые чувства? Неужели противоречивость легче пробивает себе дорогу, чем убежденность?
— Вы знакомы с работами князя Кропоткина? — спросила она лишь затем, чтобы найти хоть какую-то тему для разговора.
—
Эми удивилась. Несмотря на то что она часто пыталась поговорить на эту тему, это было впервые, что кто-то о нем слышал.
— Я нахожу его интересной личностью. — И она стала рассказывать ему о своем убеждении, что идеи Кропоткина надо распространять.
— Тогда вы анархистка, а я принимал вас за капиталистку, — сказал он. Имел ли он в виду ее личную ситуацию или американский образ жизни в целом? Она насторожилась. — Естественно, взаимопомощь — это хорошая идея, сотрудничество — это хорошо, но, кроме того, нужны принципы, — добавил он.
— О, конечно, — согласилась Эми, думая в замешательстве, что сотрудничество — это принцип. Что он имел в виду? — На мосту было так красиво, я пыталась вспомнить, что он говорил о красоте.
— Я могу сказать вам. Он сказал, что красота — это «тщательно продуманная идея». — Как удивительно, что Эмиль это знает! — Я могу даже проиллюстрировать эту мысль. У Жеральдин вы выглядели очень красиво — мне объясняли, что нельзя говорить подобное американцам, а то они подумают, что вы оскорбляете их серьезность. Но я хочу сказать, что именно тогда, когда Кип говорил мне о вашей доброте к нему, я начал замечать вашу красоту. Моя идея мешала мне видеть. Странная корректива — вдруг это осознать. Но почему вы подумали именно об этой абстрактной идее?
— Я думала о том, что за тем, как французы относятся к набережным и мостам, стоит какая-то идея, а может быть, лучше сказать предположение, что это должно быть красиво, — у нас дома так не думают. Обычно вдоль рек у нас заводы.
Очевидно, Эмиль едва удержался, чтобы не прокомментировать ее слова в пренебрежительном смысле к их культуре.
— Я должен перед вами извиниться. Я не оценил размеров всей той помощи, которую вы оказали Кипу. Я слышал, именно вы послали его в школу в Версале?
— Да, а что?
— Это тоже очень щедро с вашей стороны.