Раздел имущества

— О, я уверена, что они вернут мне эти деньги, — сказала Эми. — Если нет, я заставлю его косить мою лужайку или делать что-нибудь такое. — Господин Осуорси точно не знал, как теперь обстоят дела Кипа в Америке и достанется ли Керри, по крайней мере, опека над братом.

— Говорят, что у американцев несколько беззаботное отношение к деньгам.

— Только не у меня, я очень осторожна, — сказала Эми. — Некоторые вопросы очень важны, например школа.

— Я не хотел, чтобы мои слова прозвучали как критика.

— На самом деле? Тогда это первое за все время, что вы сказали мне не как… Почему Кип избегает меня? Он едва говорил со мной.

— Думаю, он смущен тем, как ведет себя его сестра.

Но она не знала, как себя ведет Керри; к своему стыду, она ее еще не навестила. Она снова подумала о том, какую плохую услугу им оказала, помогая перевезти господина Венна — на тот свет.

— Как бы там ни было, я тоже должна извиниться — перед вами. Мне очень жаль, как все получилось с отцом вашей жены. Я чувствую, что это моя вина.

— Тайны культур. Француз сказал бы: «Это не моя вина».

— Я это заметила, — призналась Эми. — Они часто говорят: «Cʼest ne pas та faute»[183] в тех случаях, когда мы бы считали, что вежливее сказать: «Это я виноват», даже когда мы думаем, что это не так. Но я действительно думаю, что виновата.

— En fait[184] это была вина английского адвоката. А вы проявили щедрость и альтруизм.

Она не ответила на это.

— У вас новая работа, — наконец произнесла она.

— Да, дополнительная работа. Остальные работы я тоже сохранил. — Но поскольку она не знала, в чем состоят его другие работы, это замечание тоже не привело ни к чему.

— En fait, к моему большому удивлению, я понял, что иногда бываю не прав в своих суждениях, — сказал Эмиль.

Взглянув на него, Эми не поверила, что ему часто приходилось признаваться, что он не прав. Ему всегда будут потакать. А вот она не будет. Она понимала, что он старается быть любезным; она не могла объяснить, почему ей все больше становится не по себе от этого разговора, такого банального и добродушного.

— Думаю, я слишком уж непреклонно был настроен думать об американцах вообще только самое плохое, — продолжал он.

— Да, я это заметила. А вы знаете многих американцев?

— Вы почти единственная. — Он рассмеялся. — Кроме прожорливых друзей Жеральдин, décoratrice[185] и facilatrices[186]… Они и в самом деле способствовали моему невысокому мнению об американцах. Вы немного искупили их недостатки в моих глазах.

— Но не все, — констатировала Эми, вспоминая многое, что он наговорил в Вальмери.

— Вообще-то, да. Вот это я и пытаюсь вам сказать, что я понял, что вы не такая, как другие, что вы — это нечто большее.

— Не совсем, — возразила Эми с негодованием за своих соотечественников. — Вот здесь вы ошибаетесь. Я обычная американка, совершенно типичная. Может быть, вам следует пересмотреть свои идеи насчет нас. Вам следует пересмотреть свои идеи насчет того, чтобы распределять людей по категориям. Но я полагаю, вы хотите услышать поздравления за то, что проявили такую поразительную гибкость, изменив обо мне свое мнение…

И она высказала ему еще многое в том же духе, понимая, что не может удержаться от этого долго сдерживаемого всплеска патриотизма, и наблюдая, как в его глазах растет удивление. Он вежливо встал, когда она вскочила, чтобы бежать от этого ужасного, хотя и такого красивого мужчины.

Эмиль смотрел, как она уходит, размышляя над тем, не оказался ли он, наконец, в некоторой опасности.

Глава 35

Эми бросилась бежать в ночь, которую провела потом почти без сна, и наутро она проснулась, все еще странно потрясенная событиями вчерашнего дня. На поверхности они казались такими приятными: вечеринка, много новых интересных французских знакомых, почти дружеские чувства со стороны такого отчужденного и даже враждебно настроенного Эмиля Аббу. Если быть точной, был один причинивший ей боль эпизод — с бароном, но Эми понимала, что не разочарование окрашивало ее беспокойные сны; этот эпизод оказался лишь легким ударом по самоуважению, не больше. Нет, ее взволновал Эмиль Аббу и странная встреча поздним вечером. Ей не надо было так грубить ему; в конце концов, он был зятем Жеральдин, и она должна была соблюдать правила приличия ради нее.

Напала она на него совершенно правильно, у него просто пунктик насчет американцев. Думая об Элейн и Долли, Тамми и Уэнди, она понимала, откуда у него могло возникнуть такое представление о ее соотечественниках, на самом деле несправедливое, а он старался говорить ей комплименты, даже выказывать дружелюбие. Но его мнение о том, что она не похожа на других американцев, сказать по правде, казалось оскорбительным для типичных американцев, таких как она сама. Возможно, он был послан от всей семьи Веннов как эмиссар, чтобы сказать, что она прощена за то, что таким печальным образом обернулась поездка Венна в Лондон.