Раздел имущества

— Напротив, — возразил господин Осуорси. — Они, по-видимому, никогда не возвращаются, после того как эмигрировали. Лондон ими переполнен.

— Мы с Поузи обсудим все наши возможности, — мрачно сказал Руперт. В нем закипал гнев на сестру. Да что с ней такое, черт возьми? Почему она просто не выслушает все возможные варианты? До этого он немного о ней волновался. Он знал, что у нее депрессия, и вот как она восприняла все это: агрессивно и устало. Жаль, что Пам не слышала.

— Мы не будем ничего обсуждать, — заявила Поузи. — Мне жаль, но я хочу получить деньги. Для меня это большая удача, деньги все для меня изменят. В любом случае, я не понимаю, как вы сможете вынести проживание там после того, что случилось. Вам было бы лучше удовлетвориться наличными.

— Очевидно, ты не возражаешь, чтобы испортить жизнь всем остальным детям отца. Ты никогда не думаешь о тех, кому причиняешь боль.

И они пустились во взаимные обвинения, и их ничто уже больше не сдерживало. Осуорси и месье де Персан, как загипнотизированные, слушали эту перебранку с дурными предчувствиями, что все их страхи подтверждаются: хрестоматийный пример — ссорящиеся наследники.

— Прекратите, arrêtez[192], вы ведете себя просто ужасно, — закричала Виктуар и начала безудержно рыдать. — Мне не надо было туда ездить, чтобы увидеть этого человека. Comme je savais. Les Anglais, «Méfiez-vous des Anglais»[193]. Жаль, что я познакомилась со всеми вами.

Ее страдания встревожили всех мужчин, но не Поузи. Виктуар, которая всегда казалась такой всем довольной и сдержанной, теперь отмахивалась от них, когда они пытались предложить ей бумажные салфетки и как-то ее утешить. Господин Осуорси, чьи глаза за очками сверкали, как у орла, встал, пожал руки Руперту и Поузи и кивнул головой, показывая, что им следует тихонько удалиться и что они потом поговорят. Двое английских наследников поднялись, Руперт поцеловал Виктуар в обе щеки, а Поузи направилась прямо к двери.

— Давай пойдем где-нибудь поедим, — предложил Руперт Поузи, когда они шли по набережной.

— Я не могу, у меня свои планы, увидимся позже, — сказала Поузи, изо всех сил желая избежать приватного разговора с Рупертом.

— Нам надо поговорить об этом, давай зайдем сюда.

И они свернули к маленькому бистро, вошли и сели в углу. Руперт заказал паштет и салат, Поузи, подчинившись неизбежному, — антрекот по-беарнски.

— Я не хочу об этом разговаривать, — сказала Поузи. — Все и так ясно. У нас нет другого способа заплатить налог в миллион фунтов.

— Евро. Все не так плохо.

— Евро. Ты знаешь, что у нас нет выбора, тебе просто трудно с этим согласиться, у нас нет никакого шанса найти миллион евро.

Руперт знал, какой бывала Поузи, когда упрямилась, и был вынужден с ней согласиться: обсуждать этот вопрос смысла не было. Но оставить все просто так он не мог. Он сгорал от желания найти средства для сохранения château. Даже несмотря на то, что во время недавней поездки за coffre его привело в ужас то обветшалое состояние, в которое пришел дом, его неуклюжие пропорции и плачевное состояние изгородей, Руперту стало казаться, что они сейчас спорят из-за самого важного в его жизни. Может быть, потому, что он понимал: этому дому он нужен не меньше, чем ему самому нужен этот дом; и теперь им завладели сыновние чувства.

— Ты бы хоть попыталась понять, что для меня значит этот дом!

— Руперт! Я не против тебя, я просто реально смотрю на вещи. Наша семья будет должна, действительно должна заплатить один миллион фунтов правительству Франции. Отцовское проклятье! Ты что, даже не слышал, что говорил господин Осуорси?

— Ну почему тебе всегда надо быть такой стервозной? Почему ты решила, что это твоя роль? Почему, ты думаешь, отец наказал тебя? Ты думаешь, Поузи, он сделал бы это, если бы ты вела себя просто как нормальный, вменяемый человек? На ком он там был женат, совершенно тебя не касалось!

— О, бога ради! Я никогда не высказывалась по поводу его душераздирающих романтических историй, никогда! Свою вину он переложил на меня. И почему я всегда становлюсь козлом отпущения? Почему я родилась в семье, в которой все меня ненавидят? — Их голоса становились все громче, лица пылали. — Ты всегда был идиотом!

— Избавь меня от своих сцен!

Над ними склонился официант:

— Один из хозяев спрашивает, не могли бы вы продолжить разговор на улице.

Пара за соседним столиком внимательно наблюдала, как они отнесутся к этому замечанию.

— Нет необходимости его продолжать, — запальчиво сказала Поузи, поднимаясь. — Руперт, ты заплатишь, как богатый братец.

Она схватила пальто с вешалки и гордо вы шла через вращающуюся дверь кафе, пытаясь попасть в рукава.

Около семи у Эми зазвонил телефон. Это была Сигрид, она звонила из Калифорнии и сразу взволнованно заговорила в трубку:

— Милостивый боже, Эми, я приеду к тебе завтра днем. Нет, это у меня будет завтра, у тебя сегодня. Я буду там, по твоему времени, утром во вторник.

— Почему? Что случилось? — В голосе Сигрид Эми безошибочно уловила тревогу.