Раздел имущества

— Non, поп, — возразила хозяйка, — ее не было, она выехала два дня назад. И Пам рассказала Жеральдин обо всем, упирая на то, каким трудным и гнетущим был для Поузи этот период, какой взбалмошной может она быть, и на то, что Поузи не знает Франции. А Жеральдин успокаивала ее общими рассуждениями о молодых женщинах вообще, даже если они становятся матерями, как, например, Виктуар, которая в это самое время, когда они разговаривают, рыдает и мечется по квартире родителей, как глупая девчонка, и, кажется, предоставила все заботы о детях Жеральдин и Эрику. Обе женщины сочувствовали друг другу.

В свертке, который оставила Поузи, оказался продолговатый контейнер с прахом Адриана. Это ужасное открытие означало, что Поузи не отвезла его Керри Венн, как они договаривались. Пам обсудила с Рупертом создавшееся положение; никто из них не знал, что теперь делать. Руперт сказал, что позаботится о контейнере, и пообещал отправить его Керри. Пам беспокоилась о Поузи до такой степени, что позвонила господину Осуорси. Оказалось, что тот не видел Поузи со времени встречи в офисе Персана в понедельник У него не было никаких предположений насчет того, куда она могла отправиться.

— Поузи в очень плохом настроении, — подтвердил Руперт опасения матери. — Отец, и вообще вся ситуация в целом. Я не знаю, что именно довело ее до такого состояния. Вероятно, наследство. Она просто нас избегает.

Возразить против его слов было нечего. Они оставили для Поузи записку у администратора отеля и решили подождать.

Поузи по-прежнему отсутствовала. Шло время, и Памела Венн волновалась все больше и больше, она даже стала подумывать о том, не позвонить ли ей вдове в клинику и не спросить, не звонила ли или не приезжала ли туда Поузи. Но она не смогла заставить себя сделать это. Пам не хотелось разговаривать с новой миссис Венн, и она не очень боялась, что Поузи могла действительно попасть в трудное положение, — думать так было бы глупо. И все же, чем больше она оглядывалась назад, на все последние недели, прошедшие под знаком смерти и разочарований, в мыслях о грядущих финансовых трудностях, маячивших для обоих ее детей, тем больше она испытывала беспокойство за Поузи, которая могла совершить что-нибудь безрассудное. Пам просто отказывалась об этом думать. Было смешно думать о том, что Поузи могла броситься в Сену, но существовали еще серийные убийцы, торговцы женщинами и отрезанные от внешнего мира французские тюрьмы, которые, на ее взгляд, взгляд англичанки, казались лишь немногим менее примитивными, чем тюрьмы в Турции или Аргентине. Кроме того, ей внезапно пришло в голову, что Поузи может сейчас лежать в какой-нибудь французской больнице, которые, по ее мнению, были не намного безопаснее их тюрем. Памеле не хотелось делиться своими страхами с Рупертом, иначе он подумает, что она винит его за нынешнее состояние Поузи. Как трудно разбираться во всем, что происходит с их семьей! И насколько все было бы легче, если бы не проклятый Адриан!

Руперт, со своей стороны, пытался найти способ избежать продажи château. Ему стало казаться, что в château и издательстве — все его будущее, вся его жизнь. День ото дня в воображении Руперта виноградник становился все урожайнее, единственная башенка замка отца приобретала все большую величественность, мелкий, почти пересохший ров с водой превращался в серебряный пруд, в котором плавали маленькие рыбки и росли водяные лилии, а издательство оказывалось национальным сокровищем, бесценным для искусства, и все это вместе — монументом в память об отце и райским местом для тех, кого он любил. Руперт был совершенно убежден, что Поузи залегла на дно затем, чтобы избежать обсуждений, поскольку ей стыдно, что она хочет разрушить этот идеальный, предопределенный самой судьбой план.

Руперт помнил о предложении матери продать ее дом. Был ли смысл в этом предложении теперь, когда выяснилось, что дом не был оформлен как ее собственность, или это просто незначительная деталь, которую можно уладить? Они обсудили этот вопрос в предварительном порядке. Возможно, дом не принадлежал Пам все это время, но если бы принадлежал, сказала она, прогуливаясь с Рупертом по Лувру и дальше вниз по авеню Монтань, то она согласилась бы его продать. Пам знала, что Руперт никогда бы не пошел с ней по магазинам, если бы эти вопросы не значили для него так много, но она не видела смысла в продаже дома — вряд ли это помогло бы делу. Вырученные за него деньги могли покрыть налоги, вмененные одному, может быть, даже обоим ее детям, но откуда возьмут деньги Виктуар и Гарри, чтобы заплатить за себя? Памела поняла, что ей с Поузи и Рупертом придется ехать обратно в Англию; Руперту надо работать, да и у нее самой была обычная жизнь, в которую ей надо было вернуться. Нельзя оставаться неприкаянной во французском отеле, как бы этого ни хотелось. Пам разрывалась из-за своего долга перед детьми, и в то же время она беспокоилась из-за Поузи: часть ее сознания подсказывала, что с Поузи все в порядке, но другая ее часть сходила с ума.