Разделение поэзии на роды и виды

Эпопея всегда считалась высшим родом поэзии, венцом искусства. Причина этому - великое уважение, которое питали к "Илиаде" греки, а за ними и другие народы до нашего времени. Это беспредельное и бессознательное уважение к величайшему произведению древности, в котором выразилось все богатство, вся полнота жизни греков, простиралось до того, что на "Илиаду" смотрели не как на эпическое произведение в духе своего времени и своего народа, но как на самую эпическую поэзию, то есть смешали сочинение с родом поэзии, к которому оно принадлежит. Думали, что всякое близкое к форме "Илиады" произведение, всякий сколок с нее должен быть эпическою поэмою и что всякий народ должен иметь свою эпопею, и притом точно такую, какая была у греков. По "Илиаде" смастерили даже определение эпической поэмы, по которому она сделалась воспеванием великого исторического события, имевшего влияние на судьбу народа. Вследствие этого оставалось только приискать в отечественной истории подобное событие, призвать в начале музу, начать с заветного "пою" и петь, пока не охрипнешь. И вот Виргилий вспомнил предание о прибытии Энея из Трои к берегам Тибра, по претерпении неисчетных бедств, и, как он начал с слова "cano", {Пою. - Ред.} то и сам подумал и других уверил, что будто написал эпическую поэму. Его выглаженное, обточенное и щегольское риторическое произведение, явившись в антипоэтическое время, в эпоху смерти искусства в древнем мире, долго оспоривало у "Илиады" пальму первенства. Католические монахи Западной Европы чуть не причислили Виргилия к лику святых; антипоэтический французский критик, Лагарп, чуть ли не ставил "Энеиду" еще выше "Илиады". Итак, "Энеида" породила "Освобожденный Иерусалим", "Похождения Телемака, сына Улиссова", "Потерянный рай", "Мессиаду", "Генриаду", "Гонзальва Кордуанского", "Тилемахиду", "Петриаду", "Россиаду" и множество других "ад". Испанцы гордились своею "Арауканою", португальцы - "Луизитанами". Стоит только бросить взгляд на сущность и условия эпопеи вообще и на характер "Илиады", чтоб увидеть, до какой степени простирается безусловное достоинство этих "эпических" и "героических" поэм и пиим.

Эпос есть первый зрелый плод в сфере поэзии только что пробудившегося сознания народа. Эпопея может явиться только во времена младенчества народа, когда его жизнь еще не распалась на две противоположные стороны - поэзию и прозу, когда его история есть еще только предание, когда его понятия о мире суть еще религиозные представления, когда его сила, мощь и свежая деятельность проявляется только в героических подвигах. В "Илиаде" поэзия и проза жизни так нераздельно слиты между собою, что в ней простые ремесла называются искусствами и Гефест-небожитель созидает (а не работает или делает), по творческим замыслам, и щиты и оружие для богов и героев, и золотые треноги, деревянные подножия (попросту - скамейки), чтоб покоить богам ноги на пиршествах сладких, храмины с хитро устроенными дверями на петлях и с задвижками плотными (а не замк_а_ми - куда! до такой немецкой хитрости не простиралось еще искусство самих богов). В "Илиаде" боги принимают личное участие в действиях людей, движимые страстями и пристрастиями; боги ссорятся между собою на советах, действуют друг против друга партиями, сражаются друг с другом в рядах ахеян и данаев; их прямое, непосредственное влияние решает судьбу события. В "Илиаде" религия является' еще неотделенною от других стихий общественной жизни: право народное, понятия политические, отношения гражданские и семейные - все вытекает прямо из религии и все возвращается в нее. Хитроумный Одиссей состязается в бегстве с Аяксом Теламонидом и, видя, что тот обгоняет его, молит о помощи Палладу: вняла своему любимцу голубоокая дочь Эгиоха, и Аякс, поскользнувшись на тельчием помете, упадает, и Одиссей получает первую награду, серебряную шестимерную чашу, "сидонян изящное дело", а Аякс рад, что успел добыть второй приз, "тельца откормленного, тяжкого туком". Видите ли: простая случайность не есть случайность, а дело богини, поборающей своему любимцу. Сам Аякс от всей души верит этому:

Стал, и рукою держася за роги вола полевого,

Он выплевывал кал, и так говорил аргивянам:

"Дочь громовержца, друзья, повредила мне ноги, Афина!

Вечно, как матерь, она Одиссею на помощь приходит!"

(Песнь XXIII, ст. 780-784).