Разделенные океаном

В дальнейшем в стенном шкафу будет висеть одежда Джона, хотя он сомневался, что сумеет заполнить его хотя бы на четверть.

Ему нравилось, что вокруг него суетятся Лиззи и Кристина, — мать была практичным человеком и не признавала сюсюканья и чрезмерного внимания. Анна тоже не баловала его проявлениями материнской любви, но Джон полагал, что все это оттого, что она привыкла, чтобы люди носились с ней самой, и просто не знала, как это делается. Она тенью скользила по квартире, отстраненная и прекрасная, с печальной и грустной улыбкой. Анна не читала ничего, кроме театрального раздела в газетах. Иногда она садилась к большому белому пианино и принималась наигрывать что-нибудь одним пальцем, подпевая себе глубоким голосом с придыханием, при звуках которого Джон испытывал восторг и по спине у него пробегали мурашки.

— Однажды я исполняла эту песню в спектакле, — говорила она. Или: — Это из моего нового шоу. Мы еще не начали репетировать. Что ты об этом думаешь? «О Дэнни-бой, — пела она, — вставай, труба зовет, по узким долинам и горным склонам...» Это моя любимая песня. Я пела ее, когда была маленькой.

Пока что никто не заикнулся о школе. А когда Джона спросили об этом, он заявил, что хотел бы вернуться туда, где учился прежде. Каждый день из Бруклина в Манхэттен отправлялись тысячи людей, так что не будет ничего страшного в том, если он будет ездить в обратную сторону. Джон уже предвкушал, как расскажет одноклассникам о том, что живет теперь на Пятой авеню у одного из старых друзей отца. И еще он узнал, что в жилах его течет ирландская, а не армянская кровь, хотя рассказать им об этом он не мог.

На следующий день после похорон Анна сообщила, что начинает репетировать новое шоу.

— Я могу пойти с тобой?! — взмолился Джон. Он ни на минуту не желал расставаться с ней.

— Тебе будет скучно.

Она как раз укладывала туфли в сумку. Сегодня Анна оделась очень необычно: на ней были узкие черные брюки, мини-юбка и короткий свитер. Черные кудри были перехвачены красной банданой. В общественном транспорте в таком наряде она бы выглядела глупо, но тут же выяснилось, что Эрик отвезет ее на машине.

— Нет, не будет, — возразил Джон. Он был уверен, что рядом с ней ему никогда не будет скучно.

— Можешь поехать, если хочешь. Но если вдруг тебе все- таки надоест, ты всегда можешь прогуляться по Бродвею.

Действие шоу происходило во времена «сухого закона», принятого в двадцатые годы и запрещавшего людям употреблять алкоголь. Франклин Рузвельт, став президентом, отменил его и превратился в самого популярного парня во всей Америке. Пожалуй, он до сих пор внушал симпатию гражданам Соединенных Штатов, за исключением представителей правых крайних взглядов, которые не верят в подлинную демократию.

Джон сидел в задней части партера. В первом ряду, возле самой сцены, расположился какой-то мужчина, неустанно раздававший указания. Женщина с пером в волосах играла на расстроенном пианино. Насколько понял Джон, почти все мужчины-актеры изображали гангстеров, а все женщины, включая Анну, были их подружками. На сцене она стала совершенно другой. Анна танцевала со страстью и энергией, которые поразили Джона, словно театр был единственным местом, где она чувствовала себя по-настоящему живой. И эта невероятная женщина была его матерью! Она очаровывала его, приводила в восторг. Когда они были вместе, Джон не мог оторвать от нее глаз. Он почти не горевал о своих маме и папе, потому что был влюблен в Анну. Он смотрел, как она кружится на сцене, легкая, как пушинка, и как подхватывает ее на руки партнер, поднимая на мгновение высоко над головой, а потом швыряет на пол и принимается избивать ногами. Джон сжимал кулаки, готовясь устремиться по проходу и переломать ублюдку все кости, но потом спохватывался и вспоминал, что все понарошку и что он в театре, в вымышленном, ненастоящем мире.

На обратном пути домой Анна поинтересовалась, не хочет ли он поступить в школу сценического мастерства.

— Ты можешь ходить в ту же самую школу, которую окончила я, академию Пегги Перельман. Пегги была вчера на похоронах. Такая высокая рыжеволосая женщина, которая все время плакала.

Джон признался, что никогда не мечтал о выходе на сцену.

— Папа хотел, чтобы я стал адвокатом, как и он сам, а мама надеялась, что из меня получится хороший учитель, но мне не нравится ни то, ни другое. Я еще не знаю, чем займусь после окончания школы, но мне хотелось бы работать на Манхэттене, как папа.

Так он сможет не расставаться с Анной никогда. Джон готов был подстригать траву в Центральном парке, водить автобус, работать в подземке — и жить в квартире на Пятой авеню до конца своих дней.