Разделенные океаном

Сестра Герби, Мабель, была замужем, родила в браке двух детей и жила в Вашингтоне — Курт, ее муж, занимал важный пост в Белом доме.

Когда с завтраком было покончено, Герби решил, что им не помешает лишний раз порепетировать перед кастингом. Они с Анной, танцуя на ходу, выскочили из комнаты и помчались по коридору, мимо картин, которые так заинтриговали Левона, и впорхнули в зеркальное фойе, где их танцующие фигуры разбились на бесчисленные отражения, как будто они оказались в огромном бальном зале, полном танцующих пар, как две капли воды похожих на них. Возвращаясь обратно, они столкнулись с Кристиной, выходившей из комнаты Герби. Она заявила юноше, что ему должно быть стыдно за тот свинарник, в который он превратил свою спальню. Кристина, чернокожая служанка, работала у Блинкеров вот уже четверть века и никогда не стеснялась высказывать свое мнение вслух. Но Герби лишь отмахнулся и, пританцовывая, умчался прочь. Кристина улыбнулась, глядя ему вслед. Несмотря на дьявольскую избалованность, Герби был такой солнечной, жизнерадостной личностью, что все его обожали.

— Вы разбудите хозяина! — крикнула им вслед Кристина. Она неизменно именовала мистера Блинкера «хозяином», хоть и саркастическим тоном, чем изрядно раздражала его. — Он еще в постели.

— Какая нам разница? — откликнулся Герби.

Они закончили танец двойным пируэтом уже в кухне, где, отдав дань намерению не порывать с корнями и приготовив завтрак, Лиззи оставила грязную посуду для Кристины.

Анна поднялась к себе в комнату, чтобы переодеться к кастингу. Подойдя к окну, она увидела, что скамейка, которую давеча занимал Бобби Гиффорд, пуста. Девушка надеялась на то, что он уже находится на пути в Лос-Анджелес. За парком, невидимые из ее окна, раскинулись Гувервилли, кое-как построенные из подручных материалов хижины, в которых ютились безработные со своими семьями. Эти строения были названы так в честь президента Гувера, который палец о палец не ударил, дабы помочь нуждающимся. Анна видела их лишь один раз и едва удержалась, чтобы не расплакаться.

Может, стоит позвонить Льву и рассказать ему о предстоящем кастинге, мельком подумала она. Или подождать, пока не станет ясно, получится ли из этого что-нибудь? Лучше подождать, решила девушка, хотя было бы славно услышать его голос, искренне желающий ей удачи. Проблема, впрочем, заключалась в том, что плакать ей хотелось вовсе не из-за этого — она очень сильно скучала по нему. Нет, жить у Блинкеров ей нравилось, но это все равно не шло ни в какое сравнение с теми месяцами, что она провела со Львом и Тамарой до появления ребенка, который все испортил и напомнил ей о том времени, которое она упорно старалась забыть.

С тех пор как Анна встретила Льва, она более не испытывала нужды прятаться в своем воображаемом мире. Она и здесь чувствовала себя в безопасности. Но вот присутствие ребенка в квартире лишало ее спокойствия. Анна избегала смотреть на него, боясь увидеть в нем того, кого он может ей напомнить. Так что девушка с облегчением восприняла переезд Зариянов в Бруклин, а сама поселилась у Блинкеров, хотя и представить себе не могла, что расставание со Львом причинит ей такую боль.

Вот уже третий раз они приходили в тот же самый театр на кастинг для одного и того же шоу. Поначалу здесь собрались около тридцати пар, но в следующий раз их было уже пятнадцать. Теперь их осталось всего пять, и сегодня будет принято окончательное решение. Герби всю неделю стучал по дереву в надежде, что возьмут именно их. И тогда их имена появятся на плакатах сразу же вслед за двумя главными героями: Эриком Каррингтоном, британцем, и Патрицией Питерс. Герби мечтал о том, что когда-нибудь увидит их фамилии на театральных афишах. Анна тоже надеялась на это, но главным образом только ради него.

Как всегда, Герби сумел устроить все таким образом, чтобы они выступали последними — он считал это преимуществом. После того как станцевали четыре пары, переутомленный молодой человек по имени Джерри, который, кажется, исполнял здесь обязанности распорядителя, пригласил их на сцену и прокричал:

— Герби Блинкер и Анна Мюррей, мистер Абель.

Конрад Абель был продюсером. Он сидел в пятом ряду погруженного в полумрак партера — маленькая, обмякшая в кресле фигурка, — и его лицо виднелось смутным белым пятном.

— С какой тональности начнем, дорогие мои? — полюбопытствовал пианист, расставляя перед собой ноты песенки «Ту-ту, малышка, прощай»[51]. Обладатель роскошных серебристых волос, он с головы до ног был одет в фиолетовое.

— До-мажор, — сказал Герби. — Мы здесь отметили места, где будем петь и где надо ускорить ритм к концу.

Герби сжал руку Анны, пианист заиграл, и они начали танцевать, словно одержимые, вкладывая душу в движения, которые репетировали последние несколько недель. Танцы доставляли Анне ни с чем не сравнимое наслаждение, лицо ее осветилось внутренним огнем, а глаза засверкали. Она не беспокоилась о том, что может сбиться с шага, и ее уверенность передалась Герби, который частенько нервничал в подобных случаях.